Драконовы сны

Жуга ответил не сразу. Долго молчал. Поднял взгляд.

— Я не понимаю, как ты узнал, но мне и вправду нелегко с ним. Я…

— Тангары всегда знают, как чувствует себя металл, тем более, такой, как этот. Не забывай, что это Хриз, последний заказ, который гномы сделали для Аса Локи…

Гном говорил медленно, тщательно подбирая слова, а в этом месте сделал паузу и вдруг добавил, как отсек:

— Невостребованный заказ.

— Ашедук.

— Что?

— Ты ведь не простой двараг. Кто ты? Наполовину человек, я прав?

— На четверть, — усмехнулся тот. — Хотя и этого хватает. У меня одно сердце.

— Ты из Свободных?

— Да. Я из Свободных.

— Зачем ты с нами поплыл?

— Орге тоже плывет с тобой, но ты же не спрашиваешь, зачем.

— Орге — мой старый знакомый. Он не раз помогал мне и делом и советом. Быть может, ему просто любопытно, чем все кончится, его я понимаю. А ты? Что тебе надо в Исландии?

Гном долго пристально смотрел на травника, нелепо шевеля губами под густой мохнатой бородой. Молчал. Жуга уже не в первый раз поймал себя на нелепой мысли, будто зубы у Ашедука (да и у большинства дварагов) слишком велики для рта, и он все время пытается распределить их там поудобнее. Огонь в камине успел догореть. Появился хозяин таверны, подбросил угля. Окликнул травника: «Hey, rusty!», что-то спросил, указывая на пустую кружку перед ним. Жуга отрицательно покачал головой, для верности похлопав себя по карману, тот все понял и ушел.

— Ты странный человек, Лис, — сказал наконец гном. — Идешь куда-то наперекор всему, даже зная, что в конце пути тебя ждет боль, кровь, унижение и, может, даже смерть. Знаешь, а все равно идешь. Раненый, побитый, на пределе сил. Не предаешь друзей, даже тех, которые сами тебя уже предали и кажется, кого-то там даже любишь. Во всех этих засраных городах, пьяных тавернах остаешься собой, как будто меняешься не ты, а мир вокруг тебя. Это глупо, знаешь ли, но в этом есть что-то, из-за чего другие соглашаются идти с тобой, будь то пройдоха Хагг, простак Орге или этот маленький негодяй эльфенок со своей змеюкой. Некий кодекс. Кодекс чести. Но зачем тебе-то это все? Что тебя гонит? Злоба? Но ты не злой. Долг? Но перед кем? Зачем ты лезешь туда, где только мрак и безнадежность?

Травник помолчал. Взъерошил волосы рукой.

— Мне нечего тебе ответить, двараг. — Сказал он. — Хотя… Может быть, ты знаешь: у нас в речках водится такой червячок — волосатик, длинный и очень тонкий. Черный такой, на ниточку похож с двумя узелками. Когда я был еще маленьким, одна деревенская бабка любила пугать ребятню всякими рассказами, так вот однажды она сказала про волосатика, будто он такой острый и тонкий, что если на его пути подставить руку, то может отрезать пальцы, и чтобы мы ни в коем разе этого не делали. Ну, пацаны все слушали, развесив уши, а я… Я просто пошел к реке и поймал волосатика. И оказалось, что ничего он не режет — самый что ни на есть безобидный водяной червяк. С тех пор я часто думаю, что если бы тогда я этого не сделал, то до сих пор, наверное, боялся бы волосатика. Наверное, это вот и есть то самое, что меня гонит. Не хочу бояться, ненавижу. Мне обязательно нужно «поймать волосатика» чтобы жить потом спокойно. Вот и весь мой «кодекс». Я понятно говорю?

— Я понимаю, — Ашедук кивнул. — А если бы тебе отрезало пальцы?

Жуга пожал плечами.

— А я сперва палочкой проверил.

Двараг рассмеялся.

— Да… — он поскреб в бороде. — В чем-то ты прав. Когда случается беда или несчастье, поздно выяснять, кто виноват. И ты не выясняешь. Что ж, пока тебе везет — даже враги ухитряются тебе помогать, примерно так, как в одной людской притче. Суть ее вот в чем: однажды купец повел караван в пустыню, а два человека из зависти задумали его убить. Но не сговариваясь, а так, каждый сам по себе. Один подсыпал яд в бурдюки с водой, а другой проколол эти самые бурдюки. Потом, когда их спрашивал судья, первый сказал: «Конечно, яд я в воду подмешал, но ведь вода-то вытекла и умер купец не от яда, а стало быть я тут не при чем», на что второй заметил: «Да, конечно, бурдюки я проколол, но сделал это я с благой целью, ведь если бы я их не проколол, купец бы умер не от жажды через месяц, а сразу после первого глотка!».

— И что? — травник казался заинтересованным.

— Обоих оправдали. Но ты, по-моему, не понял смысла притчи.

— Вот как? И в чем же смысл?

Ашедук ответил не сразу. Травник ждал. Гном поставил на стол свою кружку и сплел пальцы рук на пряжке изукрашенного пояса. Откинулся назад.

— Я ничего не замышляю против тебя, — сказал двараг. — Мне все равно, чем кончится ваш отход на север. Но у меня свои планы, и они касаются только меня и моего, некогда великого, а ныне разбитого на осколки народа. Это моя игра, не твоя. Другие говорят «спасибо» и травят воду, как только поворачиваешься к ним спиной. Я проколю твои бурдюки, если узнаю, что в них яд. Но помни, что купец в итоге умер. Со временем ты все узнаешь, обещаю. И еще… — здесь гном снова сделал паузу и Жуге показалось, что следующие слова дались ему не без внутренней борьбы: — Я… благодарю тебя, Лис, за то, что ты позволил мне и Орге плыть с тобой.