— На коньках. Такие штуки, как ножи. Их привязывают к башмакам и бегают по льду. Наверное, ты слышал поговорку: «Die verlt gaat op scaetsen» — «Мир катится на коньках»? Так вот, это про них.
Он помолчал. Перевёл взгляд на травника.
— Так вот, я спрашиваю тебя — этот человек принял тебя, как друга, помог тебе в беде и не попросил за это никакой платы — неужели после этого тебе так важно, что у него между ног?!
Жуга медлил с ответом.
— Ты говоришь о Гертруде то «он», то «она», — сказал он наконец. — Как мне теперь её звать?
— Ты сам ответил на свой вопрос, — вздохнул Золтан. — Человек, это ведь не только его естество. Одной одежды тоже недостаточно. Она живёт как женщина, двигается, говорит и мыслит как женщина. Те, другие, которые в тавернах подрабатывают шлюхами, они играют в это. Плохо ли, хорошо, но играют. Притворяются. А она не играет. Взгляни правде в глаза: Кай давно уже умер. Зови её Герта. Она будет тебе благодарна. Да, кстати, если говорить о любви, то ты не одинок в своих страданиях.
— Что? — травник поднял голову. — Это ты о чём?
— О Вильяме. Похоже, что он тоже к ней неровно дышит.
— Вилли?! Чёрт! — Жуга ударил кулаками в парапет. — Чёрт, чёрт! Нам только этого недоставало! Ну что за жизнь! Как только думаешь, что всё в порядке, всё тут же идёт наперекосяк.
— Похоже, то, как вы разделали Селёдку, произвело на него впечатление.
— Сопляк, — травник сплюнул. — Он так и не понял, насколько был близок к смерти. Да, это может добавить нам хлопот…
— Правду знаем только ты и я. Позаботься, чтобы Вильям не узнал.
Жуга лишь медленно кивнул, глядя вниз, на холодную воду канала, и Золтан не стал продолжать разговор на эту тему.
— Я разузнал то, что ты просил, — сказал он вместо этого. — Цурбааген — город морской, молочные дела здесь не в чести, сыров хватает привозных. Свой сыр здесь варит только Аксель Бауэр, причём, три сорта. Говорят, вкусные, хотя я сам не пробовал. Это на восточной окраине, за сукновальней Гинбера. Выяснить было не так уж сложно. Вот только не могу взять в толк, зачем это тебе понадобилось.
— Там Арнольд.
— Что?
— Я сказал, что там Арнольд. Наверное, и Линора тоже там.
— С чего ты взял?
— Долго объяснять. Как мне туда пройти?
— Нет, погоди, погоди, — Золтан протестующе поднял руку. — Пусть даже ты прав, тебе нельзя туда! Наверняка он там не один. Я пошлю своих людей, они всё выяснят…
— Хватит, Золтан! — травник обернулся к нему с лицом мрачнее тучи. — Ты опять играешь в свою игру, всё у тебя по полочкам, всё расписано… А я так не могу! Твоя игра — это моя жизнь. Я боюсь опоздать. Ли плохо, но она ещё жива. Я должен успеть.
— Всё ещё хочешь вернуть её?
— Хагг, хватит! Хватит! — Жуга метнулся прочь от каменных перил. — Яд и пламя, как ты не поймёшь…
Отступая, он ненароком толкнул проходившего мимо человека. Обернулся, бросил устало: «Я извиняюсь» и двинулся дальше, но не тут-то было. Прохожий — одутловатый малый лет восемнадцати, но добротно одетый и уже при мече, ухватил травника за полу рыжего плаща, рванул и развернул лицом к себе.
— Он извиняется! — воскликнул он и обернулся, апеллируя к своим дружкам, которые, как оказалось, следовали за ним чуть позади. — Ха-ха! Нет, вы только посмотрите на него! Он извиняется!
Те нестройно заржали. На скулах у травника заходили желваки.
— Я ведь, кажется, ясно сказал, что извиняюсь, — повторил он.
— А мне плевать, что ты сказал! — парнишка продолжал наседать на травника, с акцентом перекрикивая ветер. — Я не позволю… — он вынул меч. — И ты не сметь… не смеешь… Раз носишь меч, так вынимай его, и умрись, как мужчина!
— Дуэль! Дуэль! — с восторгом подхватила пьяная троица. — Сражайтесь, чёрт дери!
От главного забияки тоже крепко разило табаком и пивом. Травник помедлил, исподлобья оглядел всех четверых.
— Ну что ж, — сказал он, — ладно. Пусть будет так.
Одним движеньем травник выхватил свой меч и с разворота перешёл в атаку. В три удара оттеснил противника к перилам, с коротким шорохом заплёл стальное кружево вокруг его меча. Клинок взлетел в воздух. Парень попытался подхватить его, порезался и выронил опять, да так и остался стоять, тупо глядя, как его меч упал в воду и утонул.
— Моё почтенье, — травник коротко кивнул, вернул меч в ножны и быстрым шагом удалился прочь. Рыжее крыло плаща взметнулось на ветру и скрылось за углом. Три подгулявших парня на мосту оторопело смотрели ему вслед, забыв про своего дружка, который, пыхтя и ругаясь, безуспешно зажимал порез на ладони. Золтан притворился, что смотрит в сторону. Наконец они опомнились, шумно засуетились над раной и вскоре ушли.
Золтан задумчиво смотрел на переулок, в котором скрылся травник.
— Весь мир скользит по льду… — произнёс он негромко. — Может, не такая уж плохая штука эта АэнАрда? Неужели он таки понял, что нельзя делить людей только на чёрных и белых?
Мгновение он колебался, затем поглубже нахлобучил шляпу, запахнул свой плащ и решительно зашагал в другую сторону, бормоча себе под нос: «И сказал волк Красной Шапочке: «Вот эта дорога ведёт к твоей бабушке», и указал ей на длинную. А сам побежал короткой…»