— Это было бы так просто, — шептал он. — Рыцарь Тьмы раскрылся, подставил бок. Все, что мне надо было сделать, так это ткнуть мечом. Но я не смог… Страх… Я весь окаменел — за исключением глаз, моих проклятых глаз. Враг усмехнулся мне в лицо. Думаю, он чувствовал, что я ничего не сделаю. Он взмахнул мечом и отрубил моему командиру голову. И в этот миг я снова смог двигаться. Я повернулся и побежал. Рыцарь Тьмы бросился за мной. Я понял, что в любую секунду могу почувствовать его клинок меж лопаток. И вот тогда это произошло, — испустил он хриплый вздох. — Небо потемнело. Земля затряслась. В этот миг все мы, Рыцари Соламнии, почувствовали, как сила нашего Бога, Паладайна, оставляет нас. Битва обернулась Хаосом. Во все стороны разбегались люди, и я тоже бежал. Бежал, пока земля не прекратила трястись, а я оказался один. Больше я не встречал никого из своих друзей.
Я покачал головой, меня поташнивало от его истории. Я слишком хорошо знал все ужасы сражения, видел, как они разбивали дух юных и невинных, сталкивавшихся с ними впервые. Людей вроде Бринона. И все же в его рассказе было кое-что обеспокоившее меня. Нечто, не казавшееся правильным. А потом, внезапно, меня осенило:
— Но твои глаза, Бринон… Второй Катаклизм начался прежде, чем тебя нагнал Рыцарь Тьмы. Сражение было кончено, и ты бежал. Так как же ты был ранен?
Он опустил голову. Мгновение я смотрел на него, а затем вспомнил.
«Как будто бы был статуей. За исключением глаз. Глаза, будь они прокляты, продолжали работать. Они видели все».
— Ты сделал это сам, да? — ужаснулся я. — Твои глаза! Во имя всех ушедших Богов, ты же сам сделал это!
— Разве ты не понимаешь, Кэл? — очень тихо произнес соламниец. — Это была моя вина. Именно мой трусливый поступок оскорбил Паладайна и отвратил его от мира. И именно поэтому я пришел сюда, чтобы совершить достойный подвиг. Мне казалось, что если я убью дракона, то Паладайн будет удовлетворен и вернется на Кринн. — Несчастный затрясся от рыданий. — Вот только нет здесь никакого дракона, и не совершить мне достойного подвига. Я потерпел поражение.
Бринон снова склонил голову к эфесу меча. Каким-то образом мне удалось встать, и я навис над ним, стоящим на коленях. Меня затопила волна отвращения. Я стер с лица слезы и выплюнул, как получивший сокрушительный удар в челюсть выплевывает зубы:
— Бедняга Бринон! Ты так хотел, чтобы дракон спас тебя, а получил только меня.
На мгновение рыцарь замер. Я начал разворачиваться, собираясь уйти. И тогда он вскинул голову и произнес только одно короткое слово:
— Да…
После этого соламниец поднялся на ноги и подхватил клинок.
— Что ты делаешь, Бринон? — прищурился я.
— Разве ты не понимаешь, Кэл? — Он ковылял на звук моего голоса. — Паладайн дал мне еще один шанс показать себя. Я струсил и сбежал от Рыцаря Тьмы, с которым должен был сразиться. Но вот ты здесь — еще один Рыцарь Такхизис. Почему же я не понял этого раньше? Не с драконом я должен биться! — Он воздел меч и сделал еще один шаг в мою сторону. — С тобой!
Я выругался и обнажил свой сломанный клинок — и того, что осталось, было более чем достаточно.
— Не будь глупцом, Бринон, — бросил я. — Ты слеп. Если подойдешь, я вмиг перережу тебе глотку.
Он шагнул ближе. На слепом лице отражался экстаз. Это казалось безумием.
— Делай то, что должен сделать, Кэл.
И тут я понял, чего хочет соламниец. Только одним способом мог он спастись, только одним способом мог искупить то, что, по его мнению, совершил.
— Нет, — презрительно произнес я, — я не стану тебе помогать. — Я отбросил меч, и он загремел вниз по склону. — Если тебе так хочется, можешь ударить меня — мне все равно, — но я не собираюсь участвовать в твоей игре.
На мгновение Бринон застыл передо мной, как статуя. А потом благоговейно прошептал:
— Прости его, Паладайн.
Слишком поздно сообразил я, что он собрался сделать.
Рыцарь перевернул меч, ухватив его за лезвие, и ударил меня рукоятью. Мои руки рефлекторно перехватили оружие, когда оголовье коснулось нагрудной пластины. В тот же миг Бринон, стиснув зубы, всем телом рванулся вперед и сжал меня в объятиях, словно давно потерянного и вновь обретенного друга. В этом жутком единении мы простояли какое-то время. Наконец он улыбнулся и выдохнул:
— Спасибо, Кэл.
А затем кровь хлынула у него изо рта.
Звезды растворились в грифельно-сером небе. Я смотрел на далекий горизонт. Начинался рассвет.
Я положил последний камень на вершину каменной насыпи, которую сделал для Бринона. В конце концов, он получил то, чего хотел, и я мог лишь надеяться, что он упокоится в мире и что, может быть, где-то там вновь соединится со своим Богом. Сам же я теперь был один. Такхизис и Видение оставили меня. Но почему-то это больше не причиняло такого беспокойства, как раньше. Мне больше не нужна была помощь ни Такхизис, ни Ариакана, ни даже Бринона.