Знакомые очертания домов окутаны мягким, вечерним полумраком. Вид напоминает туристическую открытку из какой-нибудь европейской глубинки. Одиночные мужчины возвращаются с полей на лошадях, женщины загоняют расшалившихся детей в избы. Отовсюду пахнет едой, а еще мягкой истомой после тяжелого, буднего дня.
Уютно и, пожалуй, красиво.
Я не видела деревню в таком ракурсе — ведь в это время суток либо работала в трактире, либо валялась в кровати, пытаясь восстановиться после ранения.
Чем дальше иду по деревне, тем больше замедляюсь, будто ноги тяжелеют и каждый шаг дается через преодоление. Харальд берет меня за руку, видно, желая поддержать, и я благодарно ему улыбаюсь.
Трактир Мариуса находится с другой стороны деревни. Нужно ли идти так далеко? Ведь дом Марии - вот он, черепичная крыша уже торчит из-за соседних построек.
Трусливая часть меня нашептывает: «Мария наверняка все знает о Мариусе. Тебе ведь нужна информация — вот и иди к ней, доброй, приветливой, а к монстру с визитом идти не обязательно!»
Мотнув головой сама себе, прохожу мимо дома знахарки.
Мне нужна не просто информацию. Хочу взглянуть на Мариуса из положения свободы, а не снизу вверх, как раньше. Вот чего мне не хватало! Вот зачем я согласилась на страшенный полет.
Есть время разбрасывать камни, а есть время закрывать гештальты.
Покрепче сжав руку Харальда, прибавляю шаг.
Глава 61. Эпилог
Вскоре мы оказываемся у порога трактира. Хотя обычно в это время суток в трактире собираются клиенты — звучат пьяные, мужские разговоры, кто-нибудь непременно играет на губной гармошке или режется в карты, сейчас от каменного строения не доносится ни звука.
Странно.
Бросаю взгляд на мужа — он хмурится и отводит взгляд. Почему? Что такого он слышит или чувствует, недоступное моему слуху и обонянию?
Я бы, наверно, не дерзнула зайти в эту звенящую тишину одна, но рисковать вместе с драконом стало почти привычкой. Чуть помедлив, толкаю дверь.
В нос бьет страшная вонь, в глаза бросается угольно-черная темнота поэтому поскорей разжигаю пламя поярче, что высвечивает жуткую картину…
Запустение, слой грязи на столах, остатки еды в немытых тарелках, с кишашими там насекомыми, юркнувшие в угол крысы. Битая посуда на полу, стул без ножки посреди прохода. Свободной рукой быстрей зажимаю нос.
Со стороны спальни Мариуса раздается шорох.
Дверь в его комнату открывается без ключа, а за ней — такое же захламление, только к спертой вони здесь примешивается запах человеческого пота и болезни. Здесь тоже бардак, поэтому не сразу различаю посреди вороха тряпок на кровати какое-то копошение.
- Мариус! - ахаю в ужасе.
- Ты опять пришла! - из-под одеяла на меня таращатся круглые, обезумевшие глаза. - Ты… Ты… Ты меня высосала. Вытянула все силы, пока была рядом. Ты… До дна меня... Все из-за тебя, ненасытная ты тварь!
Из глотки Харальда вырывается рык, настолько грозный, что даже слов не нужно — Мариус забивается с головой под одеяло и скулит побитым псом:
- Бога ради прости, прости, прости, старика! Только не жги ничего, не забирай, что у меня осталось! Я боюсь... огня... Я не выдержу... Прояви милосердие, хоть чуточку! Прости мне ошибки мои, я… Не хотел… Я… Я просто свернул не туда! Я понимаю, все, все понимаю, ты не думай… Прости старика, прости, если сможешь!
Из-под одеяла доносятся всхлипы вперемешку с каким-то безумным бормотанием.
Кажется, с меня хватит.
Гештальт закрыт.
Не испытываю никакой радости смотреть на убогого безумца, но и никакого желания ему помочь. Через какой бы ад он сейчас не проходил, он честно заслужил каждую каплю своих терзаний. Ставлю на нем жирную точкe и первая поворачиваю на выход.
Переступаю за порог, вдыхаю полной грудью свежий воздух, впитываю в себя уютные звуки пульсирующей жизнью деревни. Насыщаюсь ароматом нормальных, здоровых будней.
- Теперь к Марии, ты не против?
- Не вопрос. Ты как? Расцепилась? - в его голосе тревога.
- Почти. Осталось чуть-чуть ковырнуть последнее звено — тогда точно все.
К Марии захожу я одна, а муж остается ждать на улице. Знаю, он услышит сквозь щели каждое наше слово, но все же хочу ощутить хотя бы иллюзию уединения с доброй женщиной.
- Арианочка! Девочка моя! - вскрикивает женщина, бросаясь ко мне навстречу. - Как я рада тебя видеть! Ты в порядке, моя красавица?
Наобнимавшись всласть, усаживаемся за знакомый щербатый стол, и скоро под уютный треск поленьев чаем наполнены металлические кружки, и ощущение бесконечно родного тепла разливается по сердцу от ее присутствия.
Немного поболтав о здоровье, деревенских новостях, перехожу к все еще немного болезненной теме:
- Что случилось с Мариусом, бабушка? - Я его только что видела.
- После того, как этот, - женщина неприязненно кривится, упоминая «дядю», - тебя продал чужаку, израненную, беспомощную, вся деревня от него отвернулась. Мужики перестали к нему в трактир хаживать, женщины отказались работать. Он и раньше-то не пользовался особой любовью, а тут последняя капля… - Мария машет рукой. - Гниет теперь в одиночестве. Ай, да что мы о нем, да о нем! Лучше расскажи, как ты?