Драконы ночи

– Ты был на машине на улице Доватора. Тебя остановить пытался наш патруль, а ты деру дал, – сказал Шапкин. – Погоню за тобой пришлось устраивать. Какого хрена бежал?

– Я слышал автоматную очередь. Я… мог я испугаться, струсить или нет? А тут какие-то придурки выскакивают на дорогу, под колеса кидаются.

– Сотрудники ГИБДД – придурки?

– Я даже не понял в темноте, что это гаишники. Я слышал автоматную очередь. А потом… потом был еще один выстрел.

– Ага. Признался. Слыхали? – Шапкин обернулся к Кате и Анфисе.

– Насчет чего я признался? – оскалился Симон.

– Насчет выстрела из пистолета. А что ты забыл ночью на улице Доватора?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Почему? – искренне удивился Шапкин, оглянулся и вдруг озаботился: – Голубы мои, а что вы стоите? Садитесь, вот стулья вам. В ногах правды нет, а разговор у нас с гражданином Трущаком долгий предстоит.

Катя и Анфиса сели. Анфиса забилась в уголок за шкаф. Кажется, она успела пожалеть, что увязалась в опорный пункт. Кате достался стул у зарешеченного окна – прямо напротив Трущака.

– Знал бы, кто ты есть, какая ты змея, крокодил, задавил бы, пополам переехал прямо там тебя, на площади, – Симон скривил губы. – Ментовка… дрянь… что на этот раз со мной не так? Что на этот раз мне хотите навесить?!

– Вы… вы приезжали в отель вечером. А ночью на Борщакову и ее дочку было совершено нападение. Стрелял вот этот человек – тот, что на снимке. – Кате было трудно смотреть ему в глаза. Но и отводить их, прятать тоже было негоже.

– А потом и его замочили из его же собственной пушки в Сухом переулке, а тебя рядом с этим местом тормознули на улице Доватора. И ты скрыться от наших сотрудников пытался, – подытожил Шапкин. – А если еще раз… хоть один раз еще ты квакнешь – ее или вот ее подругу оскорбишь, я тебе, блин, всю морду… изуродую так – мать родная не узнает. И ни один адвокат твой паршивый мне это потом в обвинение не поставит. Не докажет. Показать, как я это умею делать? – Шапкин встал.

– Роман Васильевич! – воскликнула Катя.

Симон сгорбился.

– Я в отель приехал, чтобы кое с кем там увидеться, – сказал он после паузы, – разговор у меня там был. Человека на фото, мертвеца вашего, я не знаю… Но видел его здесь в городе.

– Где, когда?

– Пару раз – на автозаправке. И еще… как-то я его видел возле аптеки, что-то он там покупал. Я еще подумал: здоровый боров, чего это там берет? Горчичники или гондоны?

– Ни имени, ни фамилии, ни истории его не знаешь?

– Нет. Джип у него заметный.

– Краденый.

Симон вскинул голову.

– В гостинице с кем встречался вчера? – спросил Шапкин.

– А то ты не видел с кем. Сам же там ошивался.

– А чего тебе от старухи понадобилось?

– Не твое… не ваше собачье дело.

– Вы ей объявили, что вы родственник Симона Валенти, – сказала Катя.

– Ты еще и подслушиваешь.

– Вы во всеуслышание объявили это. Вы напугали Марусю Петровну.

– Я ее пугать не собирался.

– Вы хотели у нее что-то узнать, получить какие-то сведения?

Он не ответил.

– Что делал ночью на улице Доватора? – жестко спросил Шапкин. – Слушай, ты… киевлянин, потомок тружеников арены… Ты что, забыл, как сидел у меня в кабинете, сопли пускал? А ведь тогда это все так, цветочки были, голая болтовня, понты сплошные… А сейчас ты с поличным практически задержан – в двух шагах от места убийства человека, которого ты знал прежде – сам же только что признался.

– Я не знал его, видел только. Тут в этом вшивом городишке все люди как на ладони, поневоле встретишь, запомнишь!

– Это ты судье будешь объяснять и прокурору. А мне, лично мне для твоего задержания твоего признания достаточно – двух слов. Прошлый раз ты сутки у нас сидел. Задержание Уткина тебя спасло. А теперь сядешь надолго. И мы тебе все припомним – в том числе и ночные похождения в обществе несовершеннолетних у провала.

– Это незаконно. Это произвол.

– Пока твои адвокаты будут чухаться, пока суд да дело, ты… будешь сидеть в камере с туберкулезными, с сифилитиками. И спидоносца я тебе в сокамерники подыщу. – Шапкин рассматривал свои ногти. – Здоровье – оно и на воле вещь хрупкая. А на нарах долго ли бациллу подхватить? Вирус смертельный, палочку Коха. Ну лопнет у нас с тобой дело, выкрутишься – так лечиться все равно потом годы будешь, тюрягу нашу вспоминать.

– В прошлый раз вы мне народным самосудом угрожали. А сейчас спидоносцами… Слыхал я, что про вас в городе говорят, какими вы методами работаете. От этих методов ваших люди в петлю лезут.

– Ты в петлю не полезешь. Ты, Трущак, жить хочешь. И как я погляжу, жить желаешь хорошо, богато. Цель у тебя какая-то есть. И цель эта с желанием жить хорошо связана напрямую. Скажешь – нет? Я вашего брата видал-перевидал, ты не суицидный. Ты шибко зацикленный на чем-то.

– Что вам от меня надо?

– Я хочу знать, что ты делал ночью вблизи Сухого переулка, где пришили Половца, который двумя часами раньше пытался застрелить Борщакову?