Драконы ночи

Катя сидела рядом на откидном стуле, держала, обнимала голову Шапкина. Каждый ухаб на дороге отзывался в его большом сильном теле болью.

– Что ж это такое, что ж это такое, чтожэтотакое, чтожэтотакое… – бормотал он. Бредил. – Что ж это такое… Как же это… Розыск идет… Запасайтесь, дьяволы, гробами, буду стрелять! Вот как входили, а тут… Что ж это такое, как же это…

Пятно на груди становилось все больше, больше.

– Если довезем до операционной, спасем, а так… – Молоденький врач с треском разорвал новый перевязочный пакет.

– Роман Василич, миленький… – Катя готова была нести, тащить его на руках, лететь, если бы у нее были крылья. – Роман Василич, ну, потерпите, ну, пожалуйста!

– Какая тоска… – Он смотрел на нее и не видел, он уже практически ничего не видел, уходил. – Тоска…

– Роман Василич, ну, пожалуйста… Не умирайте, я прошу вас, я… А что с нами будет, а мы-то как же. – Катя плакала, ревела. – Как же мы без вас, что мы будем делать, ведь столько всего… их всех столько еще – этих уродов, ублюдков, педофилов, этих Уткиных, убийц, этих скотов… их же столько еще остается, а как же мы без вас с ними со всеми справимся, как же найдем, как посадим, прикончим как… Ну, пожалуйста, не умирайте, помогите нам… А что с детьми будет, с другими детьми? Кто им поможет? Кто, кроме вас, Роман Василич?! Не уходите от нас! Кто им поможет, кто их спасет?!

В затуманенном взоре что-то мелькнуло – тень тени, вернувшейся оттуда сюда. Шапкин напрягся.

– Говорите с ним! – крикнул врач. – Говорите ради бога, не молчите! Мы уже приехали!

Катя бежала рядом с каталкой: двор больницы, коридор, операционная. Двери ее закрылись.

Катя рухнула на банкетку. И сидела долго.

Утро. День белый.

Из травматологии приковыляла Анфиса: куртка на плече внакидку, как ментик гусарский. Плечо и рука в гипсе. Села рядышком.

– С Дашей все хорошо. Ольга с ней.

И опять они ждали долго.

А потом из операционной вышел врач – пожилой, хмурый дядька. И очень просто сказал, как отрезал:

– Состояние тяжелое, но жить будет.

Мимо, точно белые санки, проскрипела каталка.

– Вот и все, – Анфиса вытерла слезы. – Слышишь, Катя, никто больше не умрет. Вот и все.

– Нет, не все.

И на этот раз наконец-то Катя оказалась права.

Сентябрь вступил в последнюю свою декаду. Окрестные леса в золоте и багрянце намокли от дождей и туманов. День проходил за днем под открытым зонтом и отовсюду – с карнизов, с ветвей – срывались тяжелые капли. А потом снова выглянуло солнце и все мокрое высушило, просквозило ветром, готовя к грядущей зиме, к холодам, к снегу.

Сидеть в кабинете следователя прокуратуры и давать свидетельские показания проще как-то в дождливый непогожий день, чем в день солнечный. Но Катя и Анфиса дней, увы, не выбирали.

Солнечным днем они обе переступили порог кабинета начальника ОВД подполковника Поливанова. А там уже собралась вся опергруппа – сыщики, следователь прокуратуры, городской прокурор, все, кроме Романа Васильевича Шапкина, которого после операции переправили в областной военный госпиталь.

Подполковник Поливанов пожал руки Кате и Анфисе. На столе были разложены два паспорта и какая-то папка с листами ватмана.

Следователь прокуратуры передал Кате паспорта.

– Вот, ознакомьтесь. Это ее поддельный паспорт, а это вот настоящий. В отеле она появилась под именем Иды Шиловой. Паспорт хоть и фальшивый, но работа вполне приличная. На рецепции при заселении в отель паспорт не вызвал подозрений у обслуживающего персонала. А вот ее настоящий паспорт, она имела его при себе в своем багаже. Ее настоящее имя, как видите, Анна Родионова.

Анфиса через плечо Кати заглянула в паспорта, нахмурилась, припоминая… нет… или же…

– Уроженка Москвы Анна Родионова, прописана по адресу Ленинский проспект, дом 124, сотрудница, как мы установили, рекламной фирмы «Орион-Вест», занимающейся размещением рекламы, а также дизайнерскими проектами и художественным оформлением, – сказал следователь. – В течение нескольких лет Родионова находилась в близких отношениях с покойным мужем Ольги Борисом Борщаковым, была его любовницей.

– Черт возьми! – Анфиса ударила себя здоровой рукой по колену. – Катя, но тогда же… тогда все…

– В свое время она три года отучилась в Строгановском художественном училище, профессионально рисует, вот тут ее папка с набросками, эскизами. Тоже нашли в ее вещах. Сами можете убедиться, что все это наброски к одному и тому же рисунку, вот этому, – следователь достал из другой папки ТОТ САМЫЙ РИСУНОК. – Она добивалась максимально устрашающего эффекта и добилась. И этот свой эскиз отдала Алексею Половцу, которого наняла в Москве для совершения убийства.

– Она сама в этом призналась? – спросила Катя.