Весь день я провел в лагере горской пехоты, наблюдая за учениями. Пять квадратов пехоты, ощетинившись пиками, под мерный гром барабанов передвигались по лугу. Их четкие перестроения радовали глаз, но я на мгновение представил эти стройные квадраты под выстрелами бомбард и поежился. Новое оружие могло стать грозной силой. Но я был доволен учениями, и я распорядился выдать Крейгу Макконохи премию в 10000 талеров.
Обучение пехоты целиком заслуга моего горца.
— Как ты заставил их держать ровно строй?
— В каждом ряду стоят ближайшие родственники — братья, племянники, кузены. Когда рядом все свои, кровные родственники — все идет проще и легче. Никто из них не побежит из боя, если рядом стоит брат или кузен. Чтобы держать строй, они несколько дней ходили, положив на плечи длинные пики и придерживая их руками. Этот месяц я измотал их тренировками!
— Выдай всем по пять талеров! — обернулся я к Бертольду Тудору.
— Это двадцать пять тысяч, милорд!
— Они будут в надежных руках! — засмеялся я.
В лагере латной конницы занимались подгонкой оружия и снаряжения. Эти люди с малолетства выучены мчаться в седле и орудовать копьем. Но две сотни молодых дворян оставлять бездельничать не дело! Я предложил им каждую неделю проводить небольшой турнир, но с реальным призом от меня. Мои новые латники восприняли идею с огромным энтузиазмом. Я, конечно, не сказал молодцам, что их первый турнир пройдет в честь моей коронации.
Подготовка шла полным ходом.
Говард с помощникам каллиграфическим почерком расписали множество приглашений на церемонию — всем аристократам, всем вождям горских племен, всей городской верхушке Корнхолла. Завтра их повезут гонцы по землям севернее Клайва, и тайны больше не будет.
Через четыре дня я надену на голову корону королей Лайонбурга. Моему другу Руперту это вряд ли понравится.
Корона и все регалии были доставлены из Холлилоха и ждали своего часа в моих комнатах. Весь следующий день был занят примеркой платья к коронации. Портные измучили меня и искололи булавками, но наконец все позади, я мог отправиться поплавать в свой мраморный бассейн.
Парящая ласковая вода расслабляла тело и вымывала из головы тяжелые, мрачные мысли. Может быть, стоило привезти сюда Доротею? Но теперь я боялся за нее и за малышку. В своем замке она среди своих проверенных людей, а здесь слишком много чужих лиц. Кто‑то из моих врагов обязательно попробует нанести мне удар. Я не хотел, чтобы в этот момент рядом находилась Доротея.
Я потерял за год трех женщин, и терять четвертую я не хотел. Да что говорить — не хотел! Я боялся подумать о таком исходе!
Сидя в постели уже поздним вечером, я просматривал списки приглашенных на коронацию. Смутное беспокойство скреблось в груди.
Крики, топот ног за дверью, звон стали.
Я потянулся в мечу в изголовьи, но тут дверь с треском распахнулась и ударилась об стену. Несколько человек ввалилось в мою спальню. Горцы охраны пытались противостоять кому‑то. Сплетение тел распалось. Один горец отлетел к стене, другой в кровати. Третьего стража незнакомец в пропыленной одежде пнул ногой в причинное место и, овладев алебардой, быстро двинулся ко мне.
Вперив в меня гневный взглял, шумно дыша, на расстоянии двух шагов стояла Адель. Отшвырнув алебарду на пол, она уперлась кулаками в бока.
— Объясни мне это Грегори! Что за идиотский приказ?! Ты приказал меня арестовать?!
Зеленые глаза метали молнии. Мужская одежда вся в дорожной пыли, берет съехал на ухо, торчащие в беспорядке волосы.
От двери приближались горцы с алебардами наготове, но в явном смущении. За их спинами пробирался в комнату Гвен Макнилл.
— Гвен! Выведи всех в коридор! Оставь нас наедине!
Моя стража, подобрав пострадавших товарищей, удалилась. Дверь осторожно прикрыли.
Адель села на постель.
— В чем дело, Грегори? У тебя новая пассия? Или опять чернявая худышка, эта вертлявая вдовушка, греет твою постель?! Куда ты ее припрятал? Почему ты бросил нас в Гвинденхолле?!
— Вон там, на столе лежат бумаги — прочти их.
— При чем здесь бумаги?! Не увиливай, Грегори!
— Прочти…
Быстрыми шагами она прошла по комнате, развернула бумаги и побледнела.
Рука, державшая письмо, задрожала. Адель оперлась о стол.
Она смотрела в бумаги остановившимся взглядом и молчала.
Я ждал объяснений, плача, мольбы, но она молчала.
— Ты можешь объяснить это?
Она молчала.
— Как твой муж и как сеньор, принявший вассальную клятву, я спрашиваю — объясни мне это!
Адель положила бумаги на стол и нетвердой походкой приблизилась ко мне. Глаза опущены вниз. Она опустилась на колени и одним жестом сбросила берет и откинула свои волосы с затылка вперед. Обнажилась шея.
— Твой меч в изголовии — руби….
Голос был, тих и прозрачен, как у призрака.
— Ты не можешь мне честно сказать обо всем?
— У предателя нет честного слова….
— У тебя были причины? Скажи мне, Адель? В этой самой комнате в начале зимы я принял твою вассальную клятву, и ты поклялась мне в верности и обязалась не причинять вреда мне, не покушаться ни на мою личность, ни на мое имущество, ни на мою честь, ни на мое семейство!
Адель молчала. Она словно окаменела.