Но одним весенним днем, когда в сопровождении своей тетушки Мари возвращалась из церкви, за нею следом шел юноша. Его звали Антуан. В двадцать лет слыл красавцем да таким, что его густым бровям, нежным румяным щекам и алым пухлым губам завидовали дамы! И, конечно, он не привык слышать слово «Нет». Та особа в юбке, на которую падал взор ветреного молодца, всегда говорила только «Да»!…»
Габриель фыркнула, не сдержавшись…
— О, мой рассказ будет смешным далее, сьерра!
— Могу себе представить…
Я кивнул, и Беннет продолжил:
«Увидев лицо Мари, когда она забирала освященную воду, и особенно узрев ее гибкий стан и плавное движение ее бедер под облегающей юбкой, он возгорелся, как солома от малой искры. Он ничего не видел и не слышал. Его желание устремило его к цели прямой дорогой. Но, проследив до дома прелестную Мари, Антуан понял, что победа не будет легкой. Юную даму сопровождала везде и всюду дородная матрона, привратник с собакой открыл им дверь. На окнах затейливые кованые решетки. «Крепость» охранялась на совесть!
Но трудности только разожгли его желание познать сладость уст юной Мари и особенно сладость ее лона…»
— О, Боже! Нельзя ли ближе к делу, мой рыцарь!?
Габриель была не сдержанна.
Беннет лукаво усмехнулся.
— Торопливость вредна, дорогая сьерра! С позволения государя я продолжу…
В устах Беннета история развивалась неторопливо, но уверенно. Ослепленный страстью, узнав об отъезде старого мужа по делам, Антуан подкупил матрону, подкупил привратника, даже подкупил сторожевую собаку куском говядины и проник-таки в спальню Мари.
" Тихонько войдя в спальню Мари вскоре после полуночи, Антуан был ослеплен ее красотой! Юная дама при свете свечи лежала на тончайших простынях и спала, подложив изящную тонкую руку под прелестную головку. Ее кудри разметались на подушке. В приоткрытом ротике блестели жемчужные зубки. Тонкая рубашка почти не скрывала волнительных изгибов тела. Ее полные груди, как два дивных апельсина, манили к себе. Словно изгиб лука — изгиб бедер Мари волной поднимался над простынями. Сбросив одежды, Антуан возлег рядом и немедля приступил к самым жарким ласкам. Мари спросонья подумала, что вернулся муж, и отдалась нехотя супружеским обязанностям. Но вскоре она поняла свою ошибку. Горячий юноша ласкал ее, а не старый муж! Плутовка закрыла глаза, изобразив что не поняла подмены, и с нетерпением ждала волнительного поединка, когда тела мужчины и женщины с пылом и неотвратимостью стремятся к победе и торжествуют вместе… Бедра Мари раздвинулись, и неутомимый ныряльщик Антуана устремился в ее роскошную раковину в поисках жемчужины ослепительного и сладкого финала. Они вместе искали этот жемчуг и находили не менее чем три или четыре раза. Утомленные этими сладкими поисками они уснули, накрывшись простыней…
Надо бы такому случиться, что старый муж вернулся с полдороги, и от дорожной тряски его вялый посох отвердел и просился в горячее местечко. Старик вошел в спальню Мари. Свеча давно погасла, и он возлег на ложе любви наощупь. Не откладывая дело в долгий ящик, он подгреб поближе пухленький зад и пустил свой посох в дело. Увы! Этот зад принадлежал Антуану, и бедный юноша, получив в нежное место могучий удар, завопил во всю силу молодой глотки. Ужасное пробуждение после сладких утех!
Антуан вопил от боли, муж вопил от удивления, а Мари вопила от испуга. Три голоса красиво переплетались в мощное трио, на зависть и на страх соседям!»
Я хохотал до слез, на радость улыбающемуся Беннету. Габриель промолчала под капюшоном, скрыв свои чувства. Башни замка барона Норберта были уже видны вдалеке.
Глава 4
Барон Норберт как вассал герцога Бронкасл ничем себя не проявил. Против меня он не воевал. Ко мне с вассальной клятвой явился вместе с вассалами герцога Давингтонского в лагерь под Давингтоном, окончательно разобравшись, куда ветер дует.
Я заранее направил в замок своего гонца о том, что по дороге остановлюсь у него. Ночевать осенью в палатке на холодной земле не хотелось.
На шестах вдоль дороги, ведущей к замку, горели факелы. Подъемный мост опущен, и люди барона выстроились коридором в нарядных одеждах.
Барон с семьей встречал меня перед мостом. Я спешился и, передав поводья Габриель, подошел к хозяевам замка.
Меня встретили поклонами. Барон — коренастый мужчина лет сорока пяти с черной бородкой, окаймлявшей его упитанное круглое лицо. Карие глаза налиты весельем и радостью.
Баронесса, дама худенькая, светловолосая, лет тридцати, присела в поклоне. Ее парчовое парадное платье лежало негнущимися складками до самой земли. Двое сыновей барона, примерно десятилетних, с любопытством и без страха разглядывали меня. Худенькие блондины, как и их мать.
— Мы счастливы приветствовать вас в нашем замке, ваше величество!
Я поцеловал холодную ручку баронессы Норберт.
Пропустив меня вперед, баронская семья следовала по пятам.