Драконы Вавилона

Лимузин, к которому они как раз подошли, узнал хозяина и радостно заморгал огоньками, но Туссен не торопился садиться.

— Потому что мне с ним еще жить да жить. Я не хочу, чтобы он думал, что я держу его ниже себя.

— Вот именно. Полицейским больше по нраву услышать всю эту историю от белого парня, чем от меня. Я в их глазах не то чтобы совсем уж клоун, но что-то вроде. Хотя они и знают, что власть мою следует уважать, и мою должность тоже. Им было бы неловко и неприятно, если бы пришлось всерьез воспринимать и мой интеллект.

— Олдермен, я…

— Утихни, мальчонка, я знаю все, что ты хочешь сказать. — Олдермен распахнул перед Виллом дверцу. — Садись назад, поведу я сам.

А в начале весны Вилл вернулся в «Крысиный нос».

— Вернулся, — констатировал Нат.

— Я, ну, вроде как вытащил одного хайнта из неприятностей, и об этом стали говорить. И Салем сказал, что теперь я слишком уж заметен, чтобы и дальше на него работать.

— Кто это? — спросила, вылезая из-под столика Эсме.

— Я твой дядя Вилл, — объяснил Вилл. — Да ты меня помнишь, я был когда-то твоим папой.

— Ага. — Готовая, как и все дети, поверить чему угодно, Эсме приняла эту новую информацию, чтобы забыть ее, как только он исчезнет из глаз. Вилла неожиданно кольнуло сожаление, что теперь он ей больше не отец. — Можно, я возьму корзинку крендельков?

— Конечно можно, — улыбнулся Нат и повернулся к Виллу. — Ты носишь кольцо?

Вилл поднял руку, демонстрируя грошовое мельхиоровое кольцо, полученное им от Ната.

— Ты объяснишь мне когда-нибудь, зачем это было нужно?

— Сними его.

Вилл послушно снял.

— Вот на таких мелких деталях и строится правдоподобие, — Нат указал на неглубокую вмятину в пальце на том месте, где было раньше кольцо, вмятину, не спешившую расправиться, и добавил, доставая что-то из внутреннего кармана: — А теперь примерь это.

Сплетенное из тончайших волокон червонного, желтого и белого золота, кольцо было не то чтобы массивным, но почти. Яркий, как капля крови, рубин образовывал глаз в голове Червя, яростно вцепившегося в кольцо клыками. По внимательном рассмотрении Вилл увидел, что трехцветные золотые волокна образуют чешуйки на теле Червя, трижды обернувшегося вокруг пальца и кусающего свой хвост.

Во вмятину оно легло с идеальной точностью.

— Скажи мне, — сказал Нат, — если тебя представляют царственной особе, на какое колено ты припадешь?

— Непременно на правое.

— Слуга подошел к тебе с блюдом сыра. Какой рукой ты воспользуешься?

— Ни в коем случае не левой.

— Если играют музыку на три четверти, что ты будешь танцевать?

— Вальс.

— Если ты ввязался в схватку на кинжалах и твой противник бьет снизу направо?

— Я парирую из восьмой.

— Если эльфийская леди просит тебя поласкать ее грудь?

— Любой приказ леди должен быть выполнен неукоснительно, — ухмыльнулся Вилл.

— А если при следующей вашей встрече она ведет себя так, словно этого никогда и не было?

— Этого никогда не было.

Нат вознес стакан в молчаливом тосте и выпил его до дна.

— Мой маленький мальчик совсем повзрослел! — сказал он, а затем достал из кармана куртки карточку и положил ее перед Виллом. Это было изящно напечатанное приглашение. — На следующей неделе во дворце Л'Инконну состоится бал-маскарад. Всем быть в смокингах.

— Что это ты еще задумал?

— Мы задвинем номер с Исчезнувшим Принцем, — сказал Нат. И добавил с шутовским поклоном: — Ваше величество.

13 ДЕВУШКА С ГИППОГРИФОМ

Гости прибывали во дворец Л'Инконну на колесницах, в роскошных лимузинах, на рикшах, в паланкинах и наемных экипажах. Они приезжали на «дюзенбергах», «Харлеях» и в каретах, запряженных четверками белых жеребцов. Кто-то даже прилетел на верховой сове. Вместо обычных в подобных случаях фанфар трубач и рожечник встречали каждого вновь прибывшего короткими пассажами из генделевской «Музыки на воде», в то время как слуги убирали их экипажи на стоянку. Чтобы смягчить переход от наружной обстановки к внутренней, скрипичный квартет играл в фойе Моцарта.

Вилл приехал на такси. По верхним уровням Вавилона недавно прошло дождевое облако, и теперь на мокрых мостовых играли яркие разноцветные пятна — отражения неоновых вывесок. Глубоко вздохнув и оставив на счастье двадцатку чаевых, он надел полумаску, прошел мимо строя слуг, герольдов и музыкантов, предъявил приглашение и любезно позволил ежесекундно кланявшимся ливрейным лакеям провести себя сквозь головоломную путаницу коридоров. В конечном итоге он оказался в обширной приемной, куда доносились звуки недалекого бала и где возвышалась чудовищная груда розового шифона — хозяйка дома, полулежавшая на некоем подобии дивана, искусно подогнанном под очертания ее тела. Она была столь огромна, что даже в таком положении гора ее бледной плоти доходила Виллу до подбородка. Наполовину эльфийка, наполовину термитная матка, царица термитника, она так плотно заполняла свое одеяние, что оно грозило треснуть при малейшем ее вздохе.

Какой-то невыносимо долгий момент она критически изучала внешность Вилла и его манеру себя держать. Оркестр негромко играл «Fly Me to the Moon»[52].