Драконы весеннего рассвета

Бывалые стражники живо привели капитана в состояние, пригодное для членораздельной беседы. Его хриплые вопли наверняка отбили аппетит у многих постояльцев «Ока Дракона», но, так или иначе, вскоре он был вполне способен отвечать на вопросы.

— Сегодня после полудня ты арестовал офицера. За дезертирство. Припоминаешь?

Капитану пришлось сегодня иметь дело со множеством офицеров… Он человек занятый, а они все так похожи… Гакхан кивнул своим драконидам, и они снова взялись за дело.

Капитан взвыл от боли. Да, да!!! Он припомнил!!!.. Только там был не один офицер, а два…

— Два? — у Гакхана загорелись глаза. — Опиши второго!

— Человек… Здоровый такой… Ужас какой здоровый, латы чуть не трещали. Они вели пленников…

— Пленников? — раздвоенный язык так и заметался в зубастой пасти Гакхана.

— Опиши!

Капитан с готовностью повиновался.

— Женщина, рыжая такая, титьки как у…

— Дальше! — рявкнул Гакхан. Его когтистые лапы дрожали. Он зыркнул на сопровождающих, и те еще разок как следует тряхнули капитана. Всхлипывая и захлебываясь словами, одноглазый принялся описывать остальных.

— Кендер, говоришь? — повторял Гакхан. Ему не стоялось на месте от возбуждения. — Продолжай! Как-как? Седобородый старик?.. — Он озадаченно замолчал. Неужели старый маг? Нет, вряд ли они взяли бы старого, впавшего в детство дурня на такое важное и невероятно опасное дело. Но если не он, тогда кто? Какой-нибудь случайный попутчик?.. — Поподробнее о старике! — велел Гакхан капитану.

Одноглазый лихорадочно рылся в памяти, затуманенной винными парами и болью. Старик… Ничего особенного… Белая борода…

— Сутулый? — нетерпеливо подсказывал Гакхан.

Нет, не сутулый. Высокий, широкоплечий… Голубоглазый… Странные такие глаза… Капитан готов был потерять сознание. Гакхан сгреб его за шею и хорошенько сдавил.

— Глаза!

Капитан с немым ужасом смотрел на драконида — Гакхан медленно выдавливал из него жизнь. Потом он с трудом прохрипел несколько слов…

— Молодые глаза! Слишком молодые глаза! — в восторге повторил Гакхан. — Где эти люди?

Выслушав ответ капитана, он с силой отшвырнул одноглазого прочь. Раздался треск.

Вихрь набирал силу. Гакхан чувствовал, как его возносит все выше. Одна-единственная мысль била драконьими крыльями у него в мозгу. Покинув палаточный городок, Гакхан кинулся со своими подручными прямиком в храмовые подземелья…

Вечный Человек! Вечный Человек! Вечный Человек!..

7. ХРАМ ВЛАДЫЧИЦЫ ТЬМЫ

— Тас!

— Отвяжись… Больно…

— Знаю, Тас, но ничего не поделаешь, надо. Открой глаза, Тас! Пожалуйста!..

Назойливый голос, полный страха, немного разогнал болезненный туман, окутавший сознание кендера. Какая-то часть его разума буквально криком кричала, требуя, чтобы Тас немедля очнулся. Другая же часть стремилась соскользнуть обратно в темноту. Правду сказать, там, в темноте, было мало хорошего, но все-таки там не было боли, которая, он знал, только и дожидалась момента, чтобы…

— Тас! Ну Тас же!..

Чьи-то руки трепали его по щекам. Голос, сиплый от сдавленного ужаса, продолжал шептать его имя. И кендер понял, что выбора у него не было. Хочешь не хочешь, приходи в себя, и точка. А кроме того, добавляла беспокойная часть его рассудка, если будешь валяться — как раз и пропустишь что-нибудь интересное!

— Благодарение Богам… — Выдохнула Тика, когда Тассельхоф наконец-то широко открыл глаза и уставился на нее. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, премерзко, — хрипло ответил Тас, пытаясь приподняться и сесть. Как он и предвидел, боль только этого и дожидалась. Она выскочила из какого-то темного угла и накинулась на него. Тас со стоном схватился за голову.

— Бедненький… — Тика погладила его по волосам.

— Я знаю. Тика, ты хочешь как лучше, — ответил страдалец, — но можно тебя попросить… Не надо меня гладить. Меня от этого точно гномы молотками…

Тика поспешно отдернула руку. Кендер огляделся по сторонам, насколько вообще это было возможно с одним глазом — второй заплыл наглухо.

— Где это мы?..

— В храмовых подземельях, — негромко ответила Тика. Тас, сидевший с нею рядом, чувствовал, что ее так и трясло от страха и холода. Оглядевшись, он сразу понял причину: его и самого передернуло. С тоскою припомнил он добрые старые времена, когда слово «страх» ему было неведомо. Ему, кендеру, следовало бы теперь с ума сходить от восторга и любопытства. Он ведь оказался в совершенно незнакомом месте, причем наверняка полном потрясающих диковин, только и ждущих, чтобы их оценили…

Но теперь он знал, что здесь таилась также и смерть. Смерть и страдание. Слишком многим уже довелось их вкусить. Мысли его невольно обратились к Флинту, Стурму, Лоране… Что-то переменилось в нем. Никогда уже он не будет таким, как остальные его соплеменники. Он познал горе, а с ним и страх: страх не за себя — за других. За тех, кого он любил. И Тас непоколебимо решил: лучше уж он погибнет сам, чем позволит умереть еще кому-нибудь, кто был ему дорог.

Ты выбрал темный путь, но у тебя хватит мужества пройти его до конца. Так сказал ему Фисбен.