Дракула

Когда Артур ушел, я снова вернулся в комнату. Люси тихо спала, но дыхание ее стало глубже. Ван Хельсинг сидел близ кровати и не сводил с нее глаз. Бархатка снова прикрыла красный знак. Я шепотом спросил профессора:

– Что же вы сделаете с этим знаком?

– Что я с ним сделаю? – повторил профессор.

Я, в сущности, еще не знал, что это за знак, поэтому я отодвинул ленту в сторону. Как раз над внешней шейной веной виднелись две небольшие точки, злокачественные на вид. Болезненного процесса в них не было, но края их были очень бледны и точно разорваны. Сначала мне пришло в голову, что эти ранки появились вследствие очень большой потери крови; но я тотчас же отбросил эту мысль, так как это было абсолютно невозможно. Судя по бледности Люси до операции, она, наверное, потеряла столько крови, что вся ее постель должна была быть ею пропитана.

– Ну? – спросил Ван Хельсинг.

– Да, – ответил я. – Я с ними ничего не могу сделать.

Профессор встал.

– Мне необходима сегодня же вернуться в Амстердам, – сказал он. – Там мои книги и вещи, которые мне необходимы. Тебе придется провести здесь всю ночь, не спуская с нее глаз.

– Сиделки не нужно? – спросил я.

– Мы с тобою самые лучшие сиделки. Следи за тем, чтобы она хорошо питалась, и чтобы ее ничто не тревожило. Тебе придется просидеть всю ночь. Выспаться мы с тобой сможем потом. Я вернусь, как только успею, и тогда можно будет начать лечение.

– Начать? – сказал я. – Что вы хотите этим сказать?

– Увидишь, – ответил он, поспешно уходя. Несколько секунд спустя он снова вернулся, просунул голову в дверь и, грозя мне пальцем, сказал:

– Помни, что она на твоем попечении. Если ты хоть на минуту покинешь ее и с нею что-нибудь случится, то едва ли ты будешь в состоянии когда-нибудь после этого спокойно уснуть.

Дневник доктора Сьюарда

8 сентября

Я всю ночь просидел у Люси. К сумеркам действие усыпляющего средства прекратилось, и она проснулась; после операции она совершенно изменилась. Даже настроение ее стало прекрасным. Она была полна жизни. Я сказал миссис Вестерн, что доктор Ван Хельсинг велел мне просидеть всю ночь у ее дочери, но она восстала против этого и доказывала, что дочь ее уже достаточно окрепла и даже весела. Но я все-таки не сдался и приготовил все, что мне было необходимо. Пока прислуга приготовляла все на ночь, я пошел поужинать, затем вернулся и уселся возле кровати. Люси нисколько не протестовала, наоборот, была как будто даже благодарна мне. Затем сон начал одолевать ее, но она как-то вздрагивала, точно боролась с ним. Это повторялось несколько раз. Ясно было, что она почему-то не хотела засыпать, и я заговорил с нею:

– Вам спать не хочется?

– Боюсь заснуть!

– Боитесь спать? Отчего? Ведь это благо, которого все мы жаждем.

– Да, но если бы вы были на моем месте, если бы сон был для вас предвестником ужаса…

– Предвестником ужаса? Не понимаю, что вы хотите этим сказать?

– Не знаю, сама не знаю! И это самое страшное. Сла-бость у меня исключительно от этих снов; до сих пор я боюсь даже думать о них.

– Но, дорогая моя, сегодня вы можете спать спокойно! Я буду вас сторожить, и обещаю вам, что ничего не случится.

– О, я знаю, что на вас я могу положиться!

Я воспользовался случаем и сказал:

– Я обещаю вам, что как только замечу какие-либо признаки кошмара, то немедленно разбужу вас.

– Вы это сделаете? Наверное сделаете? Как вы добры! Ну, тогда, я буду спать!

При этих словах она с облегчением вздохнула, откинулась назад и заснула.

Я продежурил около нее всю ночь. Она не шевелилась и крепко спала спокойным здоровым сном. Рано утром вошла служанка, я уступил ей свое место, а сам пошел домой, так как у меня было много других дел. Я написал Ван Хельсингу и Артуру и сообщил им о хорошем результате операции. Мои дела отняли у меня целый день, и было уже темно, когда мне удалось справиться насчет моего пациента зоофагуса. Сведения были хорошие: он был совершенно спокоен в течение последнего дня и ночи. Во время обеда я получил телеграмму от Ван Хельсинга из Амстердама с просьбой, чтобы я ночью приехал в Хиллингем, так как он хотел иметь меня рядом; он же выедет ночью на почтовых и будет у меня рано утром.

9 сентября

Я приехал в Хиллингем усталый и утомленный. Две ночи я почти совершенно не спал, и мозг мой начинал уже цепенеть. Люси проснулась, настроение у нее было веселое: здороваясь со мною, она посмотрела на меня серьезно и сказала:

– Сегодня вам нельзя дежурить. Вы истощены. Мне опять совсем хорошо. Серьезно, я совсем здорова, и если кому-нибудь из нас непременно нужно бодрствовать, то уж лучше я постерегу ваш сон.

Я не хотел с нею спорить и пошел ужинать. Затем Люси пришла ко мне наверх и повела меня в комнату, которая была рядом с ее комнатой, где топился камин.