Дракула

— Похоже, у него найдутся общие интересы с каждым, у кого имеются интересы, — заметил он. — Очевидно, он весьма интересующийся человек. Не потому ли ты сидишь одна, пока он занимается тем, что его интересует?

— У него сейчас мало свободного времени.

— Это мне знакомо, — сказал Брюер. — А какие именно интересы нас объединяют?

— Биотехнологии, — коротко сообщила она. — Контроль качества. — Это уже прозвучало загадочно. Голубые глаза смотрели на него из-под чуть насупленных бровей. Она ждала реакции.

Брюер задумался: не считает ли она, будто ему это должно польстить? Мол, она, вернувшись в мир конформизма и приличий — если она туда вернулась, — выбрала человека, похожего на него, а не просто стала шлюхой классом выше, чем была.

— Ты счастлива? — спросил он.

— Что за вопрос?

— Просто спрашиваю.

— Думаешь, я раньше была счастлива? — довольно резко спросила она. — Думаешь, я была счастлива с тобой?

— Бывала иногда, — напомнил он. — Это ведь от меня ты получала таблетки счастья. Я готовил хороший товар. Под его влиянием ты бывала достаточно счастливой. Я просто хотел знать, счастлива ли ты теперь, когда даже кофе не подслащиваешь?

— Ты хотел бы знать, — поправила она, — зачем я тебя сюда пригласила и почему разрешила подвезти меня до дома. Ты хотел бы знать, не выдался ли тебе счастливый случай — теперь, когда нельзя меня нажаривать за наркоту.

— Я не думал об этом так! — со всей доступной ему искренностью возмутился Брюер.

— Да, ты не думал. Для меня обмен секса на таблетки был способом сэкономить на посреднике, но ты в самом деле считал, что раз денег не платишь, так это и не проституция. Я никогда не могла этого понять.

— Ты мне нравилась, — честно сказал он. — Ты была хорошенькой, милой и ласковой. Ты потому злишься, что я никогда не пытался увести тебя от тебя самой, от твоих привычек? Я бы попытался, если бы думал, что ты согласишься, но ведь ты просто экономила на посреднике…

— Теперь я гораздо красивее, чем была, — сказала она, — но далеко не такая милая. Не уверена, что понравилась бы тебе, узнай ты меня поближе. — В ее голосе опять прозвучало неуловимое нечто.

— А я уверен, — сказал ей Брюер. Он хотел сделать комплимент, но, кажется, ей это не польстило.

— Потому что ты ничего не замечаешь, кроме внешности, — огрызнулась она. — Потому что, как бы хорошо бы ты меня ни узнал, это не изменило бы твоего мнения, сложившегося, едва ты увидел меня в «Козле и компасе». Кстати, что ты там делал? Я тебя там давно не видела.

— Искал старого дружка, — признался он. — Помнишь Саймона? Простака Саймона.

— Ахэтого, — протянула она, будто все прояснилось.

— Он не хуже старых подружек, которых искала ты, — намекнул Брюер. — Вероятно, даже малость получше, как поглядеть. Так или иначе, он вновь свел нас. Я действительно рад тебя видеть и рад, что ты выбралась из сточной канавы, тянешься к звездам. Уверен, что ты счастлива. На твоем месте всякий был бы счастлив. Так почему ты позволила мне тебя подвезти, вместо того чтобы обозвать говнюком и пнуть по яйцам? Прежде я был просто платным клиентом — с какой стати теперь уделять мне время? Если ты не собираешься начать сначала, — а я так не думаю, — значит, тебя покалывает любопытство. Тебе, по крайней мере, интересно знать, как у меня дела.

— Как у тебя дела, я уже спрашивала, — напомнила она.

— Что еще ты хочешь узнать?

— Как на самом деле? Как ты говоришь, легкое ностальгическое любопытство. Знаешь, чего мне не хватало, когда ты перестал захаживать, решив, что я совсем развалилась?

Сказать «таблеток» было бы не дипломатично, поэтому Брюер спросил:

— Моей едкой иронии?

— Твоих панегириков психотропной революции, — сказала она. — Тех, что без иронии, когда ты настолько забывался, что хотя бы наполовину говорил то, что думал, о мире, где биотехнологии спасут нас от нас самих. Все это, понятно, чушь, но приятно, что ты во что-то верил, пусть даже не в любовь, честность или порядочность. Я тогда, конечно, была молода. Слишком молода. Ты все еще веришь в это, хоть немного, или стал обычным наркодельцом и думаешь только о деньгах и крутых тачках с хитроумной сигнализацией?

— О, я верю, — твердо сказал Брюер. — Действительно искренне верю. Ирония просто помогает скрыть этот факт. Всегда говори правду с иронией, и никто тебя не вычислит.

— Никто?

— Кроме тебя, конечно. С тобой я забываю об осторожности, замечаешь? Забыл, как только увидел тебя в пабе. Мне бы сейчас ломать ноги Простаку Саймону или угрожать, что сломаю, если он не опомнится, но у меня на такое никогда не хватало духа, а когда я увидел тебя… ну вот. Кофе потрясающий. Как ты его пьешь? — Он отставил кофе и придвинулся к ней, под предлогом заглянуть в ее чашку.

— С возрастом вкусы меняются, — заметила она.

Она наверняка понимала, что он не для того придвинулся, чтобы заглянуть в чашку, но все же помедлила, прежде чем отстраниться. Он принял это за зеленый свет, но, когда потянулся к ней, она застыла. Он слишком поторопился.

— Нет, Брю, — сказала она. — Ничего такого. Правда ничего, кроме любопытства.