Дракула

Блумлейн видел, как трудятся над телом юного Эдди: надрезают кожу и отворачивают большие пласты мяса, вставляют трубки в вены на руках и ногах. Он проследил взглядом, как эти трубки долго-долго тянутся к пульсирующей «тыкве», затем снова посмотрел вниз, на обнаженное тело.

Полностью восстановившийся Даффи говорил с ним, а Блумлейн боковым зрением видел, как горожане несут бесчувственное тело его жены на соседний стол. Ее короткий вскрик сменился хлюпающими звуками и кряхтением доморощенных хирургов, а потом журчанием жидкости, стекающей в канистру.

— Он пришел в наш город после того, как взорвалась бомба, — рассказывал между тем Даффи. — Хотел поймать кого-нибудь по дороге, но силенок не хватило.

— Кто он? — спросил Блумлейн.

— Он — наш мэр. Мэр Лад.

— Но кто он на самом деле?

— Сказал, что Дракула. Поэтому мы и назвали его Лад — похоже на «Влад». Дракула! Нет, вы только представьте! Ну, мог бы сказать, что Носферату, граф Йорга или Барнабас Коллинз… — Даффи пожал плечами. — В конце концов, какая разница! Может, он и был Дракулой. Главное, что он — последний.

— Последний?

— Последний вампир, мистер Блумлейн.

— Вампир? Настоящий вампир?

Том Даффи потихоньку подталкивал Блумлейна к столу. Упираясь, тот увидел, как тело Пата, утыканное проводами и трубками, с помощью шкива подвешивают вниз головой рядом с другими кадаврами. Эдди и Диди уже были готовы. Очередь за ним, Джо Блумлейном.

— Видите ли, как только мы сообразили, кто он такой, мы поняли, что он может нам помочь. — Даффи произнес это тихим, певучим, убаюкивающим голосом. Блумлейну даже не было страшно — только любопытно. — Я, знаете ли, был хирургом… Раньше, до бомбы. В Атланте. Я как раз навещал друзей неподалеку, когда все случилось. Назад мне дороги не было — некуда возвращаться. Все города провалились в тартарары. Везде мародерство, разбой… Мы с женой шли и шли, пока не добрели до Памп-Хэндл. С нами был наш семнадцатилетний сын Мартин. Он у нас с Милдред поздний ребенок… — Даффи помолчал несколько секунд. — Он не вынес…

— Что с ним стало?

— Вы задаете много вопросов… Он умер. Я ничего не смог сделать.

Блумлейн обвел глазами столы. Горожане все еще колдовали над распростертыми на них телами. Какие-то инъекции. Он отвернулся.

— Что, тошнит? Ничего, это пройдет. Тут, значит, мы и осели. Больше не было смысла никуда идти. Здесь не хуже и не лучше, чем где бы то ни было. Точно не хуже.

— Не хуже? — Блумлейн пытался выиграть время. Даффи по-прежнему не отпускал его руку. Надо выбрать момент…

— Ну, цинга, конечно, чума, несколько случаев рака кожи… Ни еды, ни настоящего солнечного света, только эти проклятые цветные облака. Но в конце концов, не все ли равно, где ждать смерти. А потом появился он.

Блумлейн проследил за взглядом старика — тот смотрел на обнаженное тело посередине комнаты.

— Итак, мы его схватили и… выяснили, кто он такой.

— И он оказался вампиром.

— Да, как ни глупо это звучит. Он действительно вампир или, лучше сказать, был вампиром. Теперь-то он просто колба с питательной средой.

— Колба с питательной средой?

— Сказать, что он умер, пожалуй, было бы неточно. Вампиры ведь мертвы изначально, так?

Блумлейн пожал плечами.

— У него не было пульса. Это первое, что мы заметили. Потом я выслушал его, и оказалось, что у него нет сердца. Знаю, это невозможно, — торопливо заметил Даффи, когда его пленник недоверчиво ухмыльнулся, — но у него действительно не было сердца. Я вскрыл ему грудную клетку, и там ничего не оказалось. Просто-таки ничегошеньки.

— Как же он жил?

— Никак. Получается, что вампиры — просто ходячие химические реакции. Какой-то вирус взаимодействует с кровью и замедляет процессы старения. Но в то же самое время убивает тело.

— А ум?

— Нет, ум не убивает. По крайней мере, насколько нам известно. Думаю, мы бы уже успели это почувствовать, — усмехнулся он. — Готовы взять еще одного? — крикнул он своим.

— Через пять минут, — отозвалась Элинор Ривайн.

Она что-то зашивала, — что именно, Блумлейн не понял. Он был рад, что, кроме ее руки с иглой, ничего не видел.

— Так что с ним сейчас? Он жив или мертв?

— Он не двигается и не говорит с тех пор, как мы принесли его сюда, а это было… — Даффи наморщил лоб, подсчитывая, — восемь-девять месяцев назад.

— И он так сохранился? То есть я хочу сказать, он не разлагается?

Даффи отрицательно покачал головой:

— Не-а. Странно, не правда ли? «Вампир» — термин очень эмоциональный и весьма неточный. Сразу вспоминают о клыках, плаще и восточно-европейском акценте. Некоторые еще вспомнят, что прародитель всех вампиров был проклят, — добавил он. — А я считаю, что на этом, — он кивнул на тело, — наоборот, лежит благодать. Я некоторое время изучал его и до сих пор не понимаю, в чем его беда, то есть, извините, наоборот, счастье.

— Как вы его убили?

Даффи тряхнул головой:

— Мы не убивали. Сначала мы решили, что он просто сумасшедший. Время от времени забредают всякие: радиация и прочее… Пытаются поймать и съесть кого-нибудь из горожан.

— Съесть?