Дракула

Когда он очнулся, его окружало целое море лиц. Среди толпы зевак он увидел жандарма и человека в белом форменном костюме с красным крестом на груди. Затем, энергично работая локтями, сквозь строй собравшихся властно пробился Каролидес, за которым шли два санитара с носилками.

— Дорогой мистер Томпсон, виной всему солнце и ваша слабость после болезни. Зря я вас сюда привез, не нужно было этого делать. Тысяча извинений!

Томпсон пытался отбиваться, но его удержали сильные руки санитаров.

— Не двигайтесь. Все будет хорошо.

Теперь он чувствовал привкус крови во рту и видел, что его белая рубашка перепачкана алым. Неужели он расшибся о камень, когда упал? Когда в глазах прояснилось, он увидел Равенну, которая шагала через могильные камни. Колючки изорвали ее белое платье. Он почувствовал жуткую слабость и не мог шевельнуться. И даже не двинулся, когда его поднимали на носилки. Вероятно, Томпсон на миг потерял сознание, ибо вновь очнулся уже в машине «скорой помощи». Над ним склонилось встревоженное лицо Каролидеса.

Томпсон заметил кровь на лацкане белого костюма грека. Видимо, он испачкался, когда помогал уложить его на носилки. Нелепая мысль завладела разумом Томпсона: «Нужно ли оплатить счет за химчистку костюма Каролидеса? И насколько серьезно он поврежден?» Грек наклонился над, англичанином и ободряюще улыбнулся:

— Равенна едет следом. Она останется с вами в больнице на ночь. Формальность, обычное обследование. Когда вы упали на острые камни, немного повредили горло. Солнце голову напекло, так мне кажется. В этом моя вина. Тысяча извинений! Доктор, который прибыл на «скорой помощи», говорит, что рана у вас неглубокая, поэтому они задержат вас только на несколько часов для отдыха и осмотра. — Он печально улыбнулся: — Сможете ли вы меня когда-нибудь простить, дорогой мистер Томпсон?

Внезапно Томпсон почувствовал, что готов разрыдаться. Он схватил протянутую руку грека и судорожно сжимал до самой больницы. Вопреки ожиданиям, Томпсона не выписывали целых три дня, и он чувствовал слабость. Но воспрял духом, когда Каролидес с Равенной везли его в гостиницу по Корнишу в открытом автомобиле. Врачи обработали ранки на шее и прикрыли тонкой марлевой повязкой. Видимо, когда грек нашел его лежащим у подножия мавзолея, то поспешил за мобильным телефоном к машине и вызвал из города «скорую помощь», жандарма и Равенну.

Томпсон решил, что этим утром девушка выглядит восхитительно. Она сидела рядом с ним на заднем сиденье и нежно сжимала его ладонь. Было ясно, что Каролидес видит их в зеркало заднего вида и ободряет едва уловимой улыбкой. Англичанин тоже больше не смущался и улыбался в ответ.

Когда они приехали в «Магнолию», Томпсон вновь поблагодарил грека, пошел к себе в номер и прилег. Проснувшись часа через два, он обнаружил листок бумаги, который просунули ему под дверь, пока он спал. Записка была от Каролидеса, который приглашал зайти к нему, если Томпсон не против. Его люкс был под номером сорок четыре. Англичанин быстро привел себя в порядок и поднялся на пятый этаж на лифте, потому что до сих пор не совсем оправился от слабости. Он легко отыскал дверь сорок четыре и постучался, но ответа не последовало. Тогда он постучал еще раз, но так же безрезультатно, поэтому повернул ручку. Дверь была не заперта, он вошел и тихо закрыл ее за собой.

И оказался в великолепной, обшитой панелями комнате. Пробивающееся сквозь опущенные жалюзи послеполуденное солнце сочным узором расцветило кремовые стены. Он позвал Каролидеса, но ответа не получил. Вероятно, грек вышел на одну-две минуты. Томпсон решил подождать и присел на отливающий золотом шезлонг под картиной маслом, изображающей пышную обнаженную фигуру, и стал праздно рассматривать помещение.

В восьми или девяти футах от него стоял стол красного дерева, на котором в беспорядке лежали книги; переплеты некоторых из них явно были древними. Томпсон встал и пошел взглянуть. К его удивлению, книги были на английском. Среди прочих — «Хиромантия» Флада, «Рай и ад» Сведенборга. Один любопытный том лежал раскрытым и назывался «Вампиры при свете дня». Томпсон снова удивился. Без сомнения, вкусы грека оказались, мягко говоря, эзотерическими.

Этот том принадлежал перу некоего Бьернсона и являлся переводом с датского языка. Со все возрастающим изумлением Томпсон прочел следующий абзац:«Современный вампир — существо, которое не боится дневного света. Безосновательны напыщенные суеверия о том, что его могут убить луч солнца и кол, пронзивший сердце на перекрестке дорог.