Дракула

Видите ли, в самом начале своего пребывания в Англии я понял, что совершил две роковые ошибки. Первая состояла в том, что я надеялся сохранить инкогнито. Мне казалось нелепым опасаться в эпоху рационализма быть раскрытым героем древней легенды.

То, что мерзкий зануда Джонатан Харкер сохранит свою человеческую природу, я не брал в расчет. И ничуть не сомневался: доведись мне когда-нибудь вернуться в родную Трансильванию, я увижу, как Харкер в окружении трех моих прекрасных супруг исполняет обязанности регента.

Со временем Харкер накопил бы достаточно сил для того, чтобы свести счеты с этим миром. Должен признать, сей молодой человек обладал умом и целеустремленностью, то есть имел все задатки будущего князя. Он мог бы привести в свое стадо еще очень многих. Но что толку сожалеть о возможностях, упущенных в далеком прошлом?

Мысленно возвращаясь в прошлое, я задаюсь вопросом: мог ли я предвидеть, что этот повелитель безумцев, Джон Сьюард, знаком с Ван Хелсингом, который, подобно старой бабе, обожал совать свой нос в чужие дела? Представьте себе, этот тип величал себя доктором. Смех, да и только! Что проку от доктора, который разбирается в древних преданиях лучше, чем в собственном ремесле! Простите, дорогая Розин, я слишком разволновался. Воспоминание об этих двух наглых шарлатанах до сих пор выводит меня из себя. На свое счастье, оба давно мертвы и недосягаемы для моего правосудия.

Вторая моя ошибка состояла в том, что я оказался во власти чувства, называемого любовью. Да, мы — дети ночи — способны по-своему любить. И как люди, полюбив, мы жаждем не разлучаться с предметом своей страсти. Люси Вестенра и ее подруга Мина Мюррей — позднее миссис Харкер — неодолимо влекли меня. Я решил, что они обе будут принадлежать мне в вечности. В мои намерения входило преподнести им обеим великий дар бессмертия. И я был уверен, что они, в свою очередь, обратят в вампиров своих любимых, тем самым увеличив число моих подданных.

Лишь после смерти Люси я осознал, что мне противостоит некий опасный и осведомленный противник. В качестве меры предосторожности я смешал немного собственной крови с землей своей родины и создал свое подобие. Да будет вам известно, что способность клонировать самих себя присуща всем Носферату. Похоже, она появляется и у человека, когда он обретает высшую природу. Ее можно сравнить с инстинктом самосохранения, который заставляет новорожденную антилопу вставать на ноги и бежать. Мой инстинкт самосохранения неизменно пересиливал любовь. У меня своя ценностная иерархия, которуюя никогда не нарушаю.

Итак, я создал клона, которого использовал для выполнения различных поручений. Разумеется, я неизменно сохраняю контроль над своими клонами, и они действуют в полном соответствии с моими планами и намерениями. Но когда возникает опасная ситуация, риску подвергается только клон. Мои враги видели, как я заставил Мину испить своей крови, но на самом деле то был клон: на свободу из дома на Пикадилли тоже вырвался клон.

Я признаю свои ошибки, но мои противники — Ван Хелсинг и его подручные, желавшие быть святее все святых, — тоже не избежали просчетов. Они вообразили, что за исключением четырех домов и пятидесяти ящиков с землей я не имею мест для укрытия. Ван Хелсинг и Харкер недооценили мою хитрость и способность предвидеть. В конце концов, они самым глупейшим образом пренебрегли собственной интуицией.

Прибегая к посредничеству английских стряпчих и агентов по недвижимости, я приобрел куда больше домов, чем полагали мои враги. Что касается ящиков с родной трансильванской землей, дающих мне спасительное убежище, в окрестностях Лондона их было великое множество. Оскверняя мои укрытия при помощи своих священных штуковин, эти негодяи всего лишь демонстрировали ограниченность их знаний.

Клон дразнил эту парочку и укреплял заблуждение о том, что почти все мои укрытия уничтожены. Недоумки с готовностью проглотили наживку.

— Разум у него как у малого дитяти, — проблеял Ван Хелсинг, а вслед за ним и его послушные бараны.

Не я, а мой клон взошел на палубу славного корабля «Императрица Екатерина»; за клоном из Лондона в Галатц, из Галатца в ущелье Борго, из ущелья Борго в мой замок гнались мои враги. Клон лежал в ящике с землей, когда сверкнувшие клинки предвосхитили закат Дракулы. И клон же превратился в пыль, когда его голову отделили от туловища, а сердце вырвали из груди.

То было чрезвычайно странное путешествие, ибо три сознания — Мины, клона и мое собственное — слились воедино. Меня окружала темнота заколоченного ящика, скрытого в корабельном трюме, и я ощущал тошноту, вызванную качкой. Когда Мина и Ван Хелсинг высадились на заснеженный берег, я дрожал от холода и чувствовал, как сильно искушение, которому Мину подвергли три мои супруги. К ее чести надо сказать, что с помощью старика она сумела противостоять искушению.