Телеграмму все восприняли по-разному. Ван Хелсинг вскинул руку над головой, как бы упрекая Всемогущего, но не сказал ни слова и уже через минуту был на ногах, полный решимости. Лорд Годалминг побледнел и тяжело задышал. Я был ошеломлен и в смятении переводил глаза с одного на другого. Квинси Моррис хорошо знакомым мне движением потуже затянул ремень, что в наших прежних приключениях означало: «Вперед!» Миссис Гаркер побелела так, что красная стигма на ее лбу, казалось, запылала, но милая женщина кротко сложила руки и явно молилась про себя. Гаркер улыбнулся, действительно улыбнулся, горькой улыбкой человека, утратившего надежду, но руки его инстинктивно сжали рукоятку большого гуркхского ножа.
— Когда ближайший поезд в Галац? — спросил Ван Хелсинг, обращаясь сразу ко всем.
— В шесть тридцать завтра утром!
Мы в изумлении переглянулись, ибо ответ исходил от миссис Гаркер.
— Откуда вы знаете? — спросил Артур.
— Вы забываете… или, возможно, не знаете, хотя Джонатану и профессору Ван Хелсингу это хорошо известно, я — дока по части железнодорожных расписаний. Дома, в Эксетере, я всегда составляла выписки из них для мужа. Считаю это столь полезным, что и теперь с интересом просматриваю их. Предчувствуя вероятность поездки в замок Дракулы и понимая, что ехать придется через Галац или в крайнем случае Бухарест, я внимательно изучила расписания поездов. К сожалению, запоминать пришлось немного, завтра будет лишь один поезд.
— Удивительная женщина, — прошептал профессор.
— А что, если заказать экстренный? — спросил лорд Годалминг.
Ван Хелсинг покачал головой:
— Боюсь, что это не реально. Эта страна отличается от вашей или моей. Даже если бы нам удалось заказать экстренный поезд, вероятнее всего, он прибыл бы на место позднее обычного. Кроме того, нам надо подготовиться, обдумать все, организовать. Вы, друг Артур, идите на вокзал и купите билеты, чтобы завтра утром мы смогли уехать. Вы, Джонатан, наведайтесь к судовому агенту и возьмите у него письма к агенту в Галаце с разрешением осмотреть судно, в общем, с теми же полномочиями, что и здесь. Вы, Моррис Квинси, повидайте вице-консула и заручитесь поддержкой его коллеги в Галаце. Джон останется со мной и мадам Миной, мы обсудим ситуацию. Если будете задерживаться, не волнуйтесь — когда зайдет солнце, я расспрошу мадам Мину.
— Я тоже, — подхватила миссис Гаркер с прежней живостью, — постараюсь быть вам полезной — буду, как прежде, обдумывать и записывать все для вас. Не знаю почему, но мне стало гораздо легче, свободнее, словно что-то отпустило меня!
Трое молодых людей просто просияли, услышав это, а мы с Ван Хелсингом тревожно переглянулись, но пока ничего не стали говорить.
Когда все разошлись исполнять свои поручения, Ван Хелсинг попросил миссис Гаркер найти в дневниках Джонатана описание его пребывания в замке Дракулы. Когда дверь за ней закрылась, он сказал мне:
— Итак, ты понял? Выкладывай!
— Налицо перемена. Но это зыбкая, обманчивая надежда.
— Вот именно. Ты понял, почему я попросил ее принести рукопись?
— Нет, разве что вы хотели поговорить со мной наедине.
— Отчасти ты прав, друг Джон, но лишь отчасти. Хочу кое-что сказать тебе. О, мой друг, я иду на огромный… страшный… риск, но, думаю, он оправдан. В ту минуту, когда мадам Мина произнесла слова, которые привлекли наше внимание, меня вдруг осенило. Три дня назад во время ее транса граф послал свой дух, чтобы прочесть ее мысли, или, вероятнее, он вызывал ее дух к себе на корабль на восходе и заходе солнца. Тогда-то он и узнал, что мы здесь, ведь она, живущая на воле, могла многое рассказать ему, запертому в его ящике-гробу. Теперь граф старается скрыться от нас, и мадам Мина ему не нужна. Уверенный, что в случае необходимости она явится на его зов, он отдаляется от нее гонит за пределы своей власти, чтобы она не мешала ему. Вот тут-то я и надеюсь, что наша мужская смекалка, наш зрелый ум людей, не утративших божьей благодати, окажется сильнее нравственно неразвитого, младенческого ума того, кто целые века провел в могиле и теперь преследует свои эгоистические, а значит, ничтожные цели… Идет мадам Мина, ни слова о ее трансе! Она ничего о нем не знает, а если узнает, придет в смятение и отчаяние, но именно теперь нам нужны все ее мужество, стойкость, вера и, главное, замечательный ум по-мужски ясный, по-женски милосердный и вместе с тем обладающий особыми качествами, которыми наделил ее граф и которые едва ли сразу исчезнут, хотя наш противник думает иначе. Тихо! Я буду говорить, а ты внимательно слушай. О Джон, друг мой, мы попали в ужасное положение. Мне страшно, как никогда. Единственная надежда милосердие Божье. Тихо! Вот и она.