Дракула

Она посмотрела на нас испытующе, избегая на этот раз взгляда своего мужа. Квинси как будто бы понял и кивнул головой, лицо ее просияло.

— Пожалуй, скажу прямо, что мне нужно; между нами не должно быть никаких сомнений и недомолвок. Обещайте мне все, и даже ты, мой любимый муж, что в случае необходимости вы убьете меня.

— В случае какой необходимости? — спросил неестественно тихим голосом Квинси.

— Если вы поймете, что перемены, происшедшие во мне, необратимы и мне лучше умереть, чем жить. А когда умрет мое тело, то, не медля ни минуты, пронзите меня колом и отрежьте голову, в общем, сделайте все, что нужно для моего покоя!

После некоторой паузы первым отреагировал Квинси. Он опустился перед ней на колени и, взяв ее за руку, торжественно произнес:

— Я всего лишь простой человек, возможно своей жизнью и не заслуживший такого доверия, но клянусь всем, что для меня свято, в случае необходимости я не дрогну и выполню то, о чем вы просите.

— Вы настоящий друг! — едва смогла вымолвить бедная женщина, горько заплакав, и, быстро наклонившись, поцеловала ему руку.

— Клянусь поступить так же, моя дорогая мадам Мина! — глухо проговорил Ван Хелсинг.

— И я! — сказал лорд Годалминг.

И они по очереди опустились перед ней на колени, давая клятву. Последовал их примеру и я. Потом ее муж взглянул на нее потухшими глазами, зеленоватая бледность его лица оттенялась белизной волос, и спросил:

— Жена моя, я тоже должен дать такое обещание?

— Ты тоже, бесценный мой, — сказала миссис Гаркер с бесконечным сочувствием. — Ты не должен отказываться. Ты — мой самый близкий, самый дорогой, ты — все для меня, наши души срослись воедино на эту жизнь и на века. Вспомни, мой дорогой, о тех временах, когда храбрые мужья убивали своих жен, чтобы они не достались врагу. Они делали это недрогнувшей рукой, тем более что те, кого они любили, умоляли их об этом. Таков во времена тяжких испытаний долг мужчин перед теми, кого они любят! И если уж, дорогой мой, мне суждено умереть от чьей-то руки, пусть это будет рука того, кто любит меня сильнее всех. Профессор Ван Хелсинг, я не забыла ваше милосердие в истории бедной Люси по отношению к тому, кто любил… — Она запнулась, покраснев, и сказала по-другому: — К тому, кто обладал наибольшим правом дать ей покой. И если возникнет необходимость, обращаюсь к вам: пусть на долю моего мужа выпадет счастливое воспоминание о том, что именно он своей любящей рукой освободил меня от чудовищного рабства.

— Клянусь! — раздался звучный голос профессора.

Миссис Гаркер улыбнулась, действительно улыбнулась, со вздохом облегчения откинулась на спинку дивана и сказала:

— И еще одно предостережение, никогда не забывайте о нем: необходимость может возникнуть быстро и неожиданно, в таком случае не теряйте ни минуты. В этой ситуации я могу быть — более того, непременно буду — в союзе с нашим врагом против вас. И последняя просьба, — сказала она очень серьезно, — конечно, не такая важная, как первая, но прошу вас, если можно, оказать мне одну услугу…

Мы молча кивнули.

— Я хочу, чтобы вы сейчас отслужили по мне панихиду.

Ее прервал громкий стон мужа; она прижала его руку к сердцу и продолжала:

— Все равно когда-нибудь вы должны будете отслужить ее. Но чем бы ни кончилась эта ужасная история, молитва послужит утешением для всех или хотя бы для некоторых из нас. А ты, мой бесценный, я надеюсь, так прочтешь ее, что именно в твоем чтении она навеки запечатлится в моей памяти!

— Но, дорогая моя, — взмолился Гаркер, — смерть еще так далеко от тебя.

— Нет, — возразила его жена, — я сейчас ближе к смерти, чем если бы лежала под тяжелой могильной плитой!

— О, неужели мне пора начинать?

— Это послужит мне утешением, муж мой! — вот и все, что она сказала, и он начал читать, открыв приготовленный ею требник.

В силах ли я — или кто-либо иной — описать эту скорбную и одновременно такую трогательную сцену с ее торжественностью, сумрачностью, печалью и… и ужасом…

Даже циник, готовый посмеяться над всякой святыней, всяким движением души, был бы глубоко растроган, если бы увидел эту группу коленопреклоненных друзей вокруг обреченной, убитой горем женщины или услышал, с какой страстной нежностью, срывающимся от волнения голосом ее муж читал простые слова прекрасной англиканской заупокойной молитвы. Не могу продолжать…

Мадам Мина оказалась права. Интуиция и на сей раз ее не подвела. Какой бы странной ни казалась эта панихида даже нам, ощутившим на себе непосредственную силу ее воздействия, она очень успокоила нас. И молчание, свидетельствовавшее о скором переходе миссис Гаркер в иную ипостась, не вызвало у нас впоследствии такого крайнего отчаяния, как мы опасались.

Дневник Джонатана Гаркера