— Джонатан, дай честное слово, что исполнишь мою просьбу. Дай мне это обещание перед Богом и не нарушай его, даже если я буду умолять тебя об этом на коленях, обливаясь горькими слезами. Скорее, исполни мою просьбу сейчас же.
— Мина, — ответил я, — я не могу сразу дать такое обещание. Может быть, я не имею права на это.
— Но, дорогой, — воскликнула она с такой убежденностью, что глаза ее засверкали, как звезды, — я очень этого хочу и не ради себя! Можешь спросить у профессора Ван Хелсинга, права ли я; если он не согласится, поступай как знаешь. Более того, если вы все так решите, ты будешь свободен от обещания.
— Обещаю! — сдался я, и в это мгновение бедняжка выглядела счастливой, хотя, мне кажется, она не может быть счастливой, пока на лбу у нее остается красная метка.
— Обещай мне, ни слова не говорить о вашем плане против графа. Ни прямо, ни намеками, пока это не исчезнет. — И она показала на свой зловещий рубец.
Я понял, что Мина говорит серьезно, и ответил не менее серьезно:
— Обещаю! — и тут же ощутил, что с этой минуты между нами возникла стена.
— Нет, — очень просто ответила она, — в этом нет необходимости. Вы сможете рассказать им потом. Дело в том, что я должна поехать с вами.
Ван Хелсинг был поражен не меньше, чем я. После минутной паузы он спросил:
— Но зачем?
— Вы должны взять меня с собою. Так будет безопаснее для меня и для вас.
— Но почему же, дорогая мадам Мина? Помните, забота о вашей безопасности — наш священный долг. Мы все подвергаемся опасности, но вы — особенно, вследствие разных обстоятельств…
Профессор замер в замешательстве, когда она, показав пальцем на свой лоб, сказала:
— Помню. Именно поэтому и должна ехать с вами. Теперь, когда восходит солнце, я вам могу это сказать, а потом, возможно, буду уже не в состоянии. Я знаю, что по воле графа должна буду последовать за ним. Знаю, что, если он прикажет мне прийти тайно, я пущусь на любые хитрости, пойду даже на обман Джонатана.
О, если бы Господь видел, как она посмотрела на меня при этом! Если в самом деле существует ангел, записывающий все наши поступки и движения души, то этот взгляд был бы отмечен к ее вечной чести. Я лишь пожал руку любимой жены и не мог ничего произнести — меня охватило чувство слишком сильное, чтобы найти облегчение в слезах.
— Вы сильны и отважны, — продолжала Мина. — Вы сильны своим единством и можете выдержать то, чего не выдержит одиночка. Кроме того, я буду полезна вам — с помощью гипноза можно многое выяснить.
Ван Хелсинг ответил очень серьезно:
— Мадам Мина, вы, как всегда, рассудили мудро. Вы поедете с нами, и все вместе мы исполним свой долг.
Мина молчала, я с недоумением взглянул на нее. Она спала, откинувшись на подушку, и не проснулась, даже когда я поднял штору и солнечный свет хлынул в комнату. Ван Хелсинг махнул мне рукой, и мы тихо прошли к нему в комнату. Через минуту к нам присоединились лорд Годалминг, доктор Сьюворд и мистер Моррис. Пересказав им свой разговор с Миной, профессор подвел итог:
— Утром мы выедем в Варну. Теперь нам надо считаться с тем, что с нами мадам Мина. Душа ее чиста. Каких страданий ей стоило поведать нам такое! Она поступила правильно, мы вовремя предупреждены. Нам нельзя упускать ни одного шанса, а в Варне мы должны быть в полной готовности к моменту прибытия судна.
— Что именно нам надо делать? — лаконично спросил мистер Моррис.
Профессор, подумав, ответил:
— Первым делом попасть на корабль, затем найти ящик и положить на него ветку шиповника, чтобы граф не смог оттуда выйти, так, по крайней мере, гласит поверье. Потом, дождавшись удобного момента — надо, чтобы поблизости никого не было, — мы откроем ящик и… все будет в порядке.
— Я не стану ждать удобного момента, — буркнул Моррис. — Увидев ящик, я открою его и уничтожу это чудовище, пусть хоть тысячи людей видят это, а меня потом казнят.