Дракула

Позднее. Вернулся профессор. Он достал лошадей. Мы пообедаем и через час тронемся. Хозяйка готовит нам целую корзину провизии — хватило бы на целый отряд солдат. Ван Хелсинг одобряет ее и нашептывает мне, что, может быть, целую неделю негде будет раздобыть хорошей еды. Еще он закупил меховые пальто, одеяла и другие теплые вещи. Уж по крайней мере не замерзнем в дороге.

Скоро выезжаем. Боюсь даже думать, что нам грозит. Поистине мы в руках Божьих. Только Он знает, что нас ждет, и я из глубин своей измученной, но полной смирения души молю Его сохранить моего возлюбленного мужа. И что бы ни случилось, пусть Джонатан знает: я любила его так, что словами этого не выразишь, и моя последняя мысль будет о нем.

ГЛАВА XXVII

Дневник Мины Гаркер

1 ноября. Весь день ехали в страшной спешке. Лошади, вероятно, чувствуют, когда к ним хорошо относятся, и несутся во весь опор. Мы уже несколько раз меняли упряжки; обстоятельства складываются благоприятно — может быть, и все путешествие пройдет удачно. Профессор Ван Хелсинг немногословен: он объясняет крестьянам, что спешит в Бистрицу, и хорошо платит за смену лошадей. Наспех глотаем горячий суп, кофе или чай и едем дальше.

Местность очень живописна, много прекрасных и разнообразных пейзажей, люди смелые, сильные, простые и очень-очень суеверные. В первом же доме, где мы остановились, женщина, прислуживавшая нам, заметив отметину у меня на лбу, перекрестилась и подняла два пальца, чтобы уберечься от дурного глаза. Кажется, она даже положила двойную порцию чеснока в нашу еду, а я его совершенно не выношу. С тех пор не снимаю шляпу или вуаль, чтобы избежать ненужных подозрений.

Едем без кучера, но очень быстро, а значит — опережаем нелепые слухи о себе, однако боязнь дурного глаза, наверное, будет преследовать нас постоянно. Профессор просто неутомим. Весь день он правил, меня же уговаривал поспать. На закате он провел со мной сеанс гипноза; говорит, что ничего нового я не сказала: «Темно, журчание воды, скрип Дерева»; видимо, наш враг все еще на реке. Боюсь думать о Джонатане, хотя уже не испытываю страха ни за него, ни за себя.

Пишу в доме фермера в ожидании лошадей. Профессор Ван Хелсинг спит. Бедняжка, он такой усталый, постаревший, седой, но даже во сне вид у него решительный. Когда тронемся в путь, я заставлю его отдохнуть и буду править сама. Объясню ему, что впереди еще несколько дней пути и он должен беречь силы… Все готово, скоро отправляемся.

2 ноября, утро. Мне удалось его уговорить, и всю ночь мы правили по очереди. Наступает день, ясный, но холодный. В воздухе — странная тяжесть, я пишу «тяжесть», так как не могу подобрать более точное слово. Что-то гнетет нас обоих. Очень холодно, выручает теплая меховая одежда. На рассвете Ван Хелсинг загипнотизировал меня и получил в ответ: «Темно, скрип дерева, сильный шум воды» — похоже, течение реки меняется. Надеюсь, мой милый избежит опасности — ну пусть она будет не такой большой; мы все в руках Божьих…

2 ноября, ночь. Целый день быстрой езды. Местность становится все более дикой, необитаемой. Громады Карпатских гор, казавшиеся в Верешти такими далекими, маячившими на горизонте, теперь обступили нас со всех сторон. Профессор Ван Хелсинг говорит, что утром мы будем уже в ущелье Борго. Дома попадаются редко, профессор считает, что больше мы уже не сможем поменять лошадей. Последний раз мы сменили двух лошадей, и ему удалось раздобыть еще двух, так что сейчас в нашей упряжке четыре лошади. Все выносливые, послушные и не причиняют нам никаких беспокойств. Теперь маловероятна встреча с людьми, поэтому я могу свободно править. В ущелье Борго мы будем на рассвете, раньше нам и не нужно, так что едем медленнее, давая друг другу подольше отдыхать. Ох, что-то ждет нас завтра?! Попробуем разыскать место, где мой милый так настрадался. Да поможет нам Бог выехать на правильный путь, да сохранит Он моего мужа и тех, кто нам дорог и подвергается смертельной опасности. Я же не достойна Его. Увы! Для Него я нечистая и останусь таковой, пока Он не осенит меня Своей благодатью.

Записи Абрахама Ван Хелсинга

4 ноября. Эти записи предназначены моему старому и верному другу Джону Сьюворду, доктору медицины, проживающему в Перфлите, Лондон, в случае, если я его не увижу. Надеюсь, они помогут ему кое в чем разобраться.

Утро, пишу при свете догорающего костра; мадам Мина всю ночь помогала мне поддерживать огонь. Холодно, очень холодно, серое тяжелое небо набухло снегом, который валит и валит — и ложится, похоже, уже на всю зиму.