Дракула. Повести о вампирах (сборник)

Физиологического ужаса, противоестественности кровопийства никто как бы и не замечает, «задумчивый Вампир» (о чем он, собственно говоря, задумался?) наравне с мрачным бродягой Мельмотом тревожит сон пушкинской Татьяны. «Погибну, — Таня говорит, — но гибель от него любезна». Девицы в вампирской литературе сами напрашиваются на гибель — дальше будет хлеще, у Ле Фаню появятся уже откровенно лесбийские мотивы, викторианские комплексы проступают у бесхитростного Стокера. Запретная любовь, погибельная любовь, девица, пассивно замершая перед гибелью и с наслаждением ее ждущая. И он (или она!) весь такой роковой, берущий ее целиком, с душой и кровью. Удивительная идея Стокера (весьма пригодившаяся современной, по правилам компьютерной игры живущей литературе): вампир приходит только по приглашению. Приходит ночью, в спальню, к чужой невесте или женщине, спящей рядом с мужем. Жертва таким образом оказывается виновата хотя бы мыслью (она о нем думала!), хотя бы промелькнувшей тенью измены. Мейнстрим вампирской литературы XIX века (и только ли вампирской?) — попытки мужского подсознания описать темное подсознание Женщины. Пресловутое подсознание, Женщина с большой буквы, пострашнее прочих монстров, порожденных научным веком.

«Эротические» и даже «порнографические», «подцензурные» темы вампирской литературы побудили говорить о другом недуге, зашифрованном как «укус вампира» — напрашивается сопоставление с сифилисом, болезнью, передающейся, как и вампиризм, через обмен телесных жидкостей и превращающей жертву в разносчика недуга. Особенно упорно эту мысль применяли к «Дракуле», и, как обычно бывает с вампирскими историями, путая автора и сюжет, ставили мрачный диагноз и самому Брэму Стокеру. Мол, жена его была холодна, после рождения единственного ребенка и вовсе положила конец супружеским отношениям, пришлось искать утешения на стороне — отсюда печальные последствия. Похоть трех подруг Дракулы, кокетство, с каким они просят Дракулу выдать им гостя — «или ты нас совсем не любишь?» — обольстительность этих гарпий, при виде которых мужчина оказывается не в силах убить их и истребить заразу, в особенности же мотив «нечистоты» Мины (которую вампир не только укусил, но и заставил в свой черед пить его кровь, куда уж интимнее), выжженное у нее на лбу клеймо и сознание, что она теперь не может обнять мужа, она ему отныне «худший враг» — бесспорно, все это наводит на мысли о том, чем половая распущенность (или холодность) одного из партнеров грозила обоим.

Стоило изгнать Дракулу в чужую страну, сделать его безусловно — даже физиологически и психологически — «другим», как худшим врагом человеку становится он сам и его близкие.

Что-то в этом роде намечается уже у Полидори — оба раза погибают девушки, близкие Обри. Если гречанка могла подвернуться под руку случайно, то мисс Обри обречена исключительно потому, что она — сестра своего брата. Поскольку в отличие от Кармиллы лорд Рутвен не испытывает личной симпатии к жертвам, нет и рационального объяснения тому упорству, с каким он, ставя на карту свою репутацию, рискуя разоблачением, старается завладеть этой и только этой девушкой. Разве его жажду не могла удовлетворить первая попавшаяся девица в темном переулке? Складывается впечатление, что Рутвен хочет (или может) губить только тех, кто близок его молодому товарищу, — возлюбленную Обри, сестру Обри.

Идея «посредника», через которого вампир добирается до своих жертв, присутствует и в «Дракуле», хотя не сформулирована с такой четкостью, как некоторые другие правила игры. Через жениха Мины, которого ему удалось заманить в свои владения, Дракула выходит на Мину, на Люси — подругу Мины — и на поклонников Люси. Хотя в этой цепочке Мина вроде бы ближе к Дракуле, первой погибает Люси, после величайшего в девичьей жизни торжества — три предложения руки и сердца в один день, и в том числе — от него. Мина подвергается атаке после того, как выходит замуж. «Близкие вам женщины уже принадлежат мне», — торжествует Дракула. Мужчины оказались виновны в том, что не уберегли своих женщин, женщины — в том, что подпустили к себе вампира.

В фольклоре по-разному определяется посмертная судьба укушенных — быть ли им тоже вампирами или нет. В классической английской повести жертва остается жертвой, бедные невинные девушки просто умирают, и на том конец. Перехода на сторону вампира — вольного или невольного — не происходит. Брэм Стокер впервые в классической повести ввел мотив вампирской инициации, разработал, как это у него в обычае, правила и стадии превращения в вампира, а также средства борьбы с этой напастью. Процесс доведен до логического завершения: существует риск не только приманить вампира или послужить ему проводником, навлечь гибель на своих близких, но и превратиться в вампира самому. Чем дальше «ссылают» вампира, тем ближе он подступает, и когда в дальнем замке умрет дракон, не окажешься ли этим драконом ты?