Дракула против Гитлера.

«Ну конечно! У вас его глаза, нос, подбородок. Как поживает… ваш дедушка, говорите? Боже, годы, годы летят… Как он? Он ведь был юристом, если я правильно

помню».

«Да, но он оставил юридическое поприще и стал викарием после ваших… приключений. Англиканской церкви, конечно. С ним все в порядке. Он очень живой для

своего возраста, когда мы последний раз с ним виделись».

«А ваша бабушка? Вильгельмина, верно?»

«Да, хотя ее так никто никогда не называл – все называли ее Миной. Она ушла от нас навсегда в 36 году. Грипп». Я вспомнил доброе лицо моей бабушки, как

всякий раз, когда она отбрасывала челку, свисавшую у нее над бровями, я мельком видел шрам у нее на лбу, след от облатки, и жуткую историю, приключившуюся

с ней, моим дедушкой и этим человеком.

«Мне очень, очень жаль. Ах, замечательная, чудная Мина, жемчужина среди женщин. Жизнерадостная и красивая девушка. Такая умная. И проявившая большую храбрость

во время того, что вы назвали нашим “приключением”».

«Я горжусь тем, что ее девичья фамилия является моим вторым именем, Джонатан Мюррей Харкер, сэр».

И я протянул ему свою руку. Он пожал ее, и я ощутил его кожу, сухую, как осенние листья, длинные и тонкие пальцы. Но пожатие его руки было крепким для

человека его возраста. Сколько ему было лет? Внешне он был полон жизненных сил и жадного до знаний разума.

«Подумать только, после стольких лет, и так случилось, что мы встретились, здесь…» Он изумленно покачал головой.

«Не такая уж это и случайность, сэр. Я сам просился сюда, даже боролся за это, вообще-то. Когда я был еще мальчишкой, я сидел на коленях у дедушки, и он

рассказывал мне о событиях, выпавших вам на долю с ним, вместе с Миной и тем другим молодым человеком, Моррисом, доктором Сьюардом, бедной Люси…»

Я вдруг понял, почему его дочь, Люсиль, была наречена таким именем. Никто не обмолвился ни словом на сей счет. Я взглянул на Люси. «Люсиль» было слишком

формальным именем для такой амазонки. Я немного смутился, но она лишь улыбнулась мне. Мне кажется, я почувствовал какое-то новое уважение или интерес с

ее стороны к моей персоне, и я не мог не чувствовать себя теперь увереннее под ее взглядом.

«Люси Вестенра*…», задумался профессор. «Бедная, бедная Люси». Он на мгновение словно оказался в объятиях Мнемозины.

- - - - - - - - - - - - - - -

* В тексте Дункана ее фамилия указана как «Westerna», но при переводе сохранена фамилия из оригинала Стоукера – «Westenra». – Прим. переводчика.

- - - - - - - - - - - - - - -

«Меня назвали в ее честь», сказала Люси, скорее, чтобы заполнить кратковременную паузу своего отца.

«Названа в честь той, которую я потерял равно как из-за своих собственных ошибок, так и из-за хищнического нападения со стороны сил зла», сказал Ван Хельсинг,

и плечи его опустились в грустной печали, показывавшей, что прошедшие с тех пор годы не смягчили его скорбь по этому поводу.

«Пока мне не ясно, благословение это или проклятие», сказала Люси. «Пока еще».

«Ты нашла свой собственный путь, милая». Ее отец положил свою ладонь ей на руку, и она нежно взглянула на него. «Иногда он был извилистым и пролегал по

разным уголкам земли, он был усыпан разбитыми сердцами у твоих ног вместо брусчатки, но ты самостоятельная девушка, в этом нет никаких сомнений».

Я повернулся к ней и собрал все свое мужество, возможно, благодаря вину.

«Значит, вы некоторое время путешествовали?», спросил я ее.

«Мой отец, надо отдать ему должное, поощрял во мне дух космополитизма и да, поэтому я много путешествовала. Я училась в Швейцарии, Испании, даже в Англии».

«Ни одно учебное заведение не в силах было вытерпеть ее поведение дольше семестра». Ее отец покачал головой.

«Мое поведение», – ее глаза были устремлены на меня, когда она это говорила, и я не мог не поразиться этим пронзившим меня зеленым взглядом, – «являлось

реакцией на средневековое схоластическое мышление этих учебных заведений и столь же устаревший взгляд на то, что женщина должна или может делать. Узколобые

академические зануды и кретины. Особенно в Англии».

«И после обучения, вы вернулись сюда?», спросил я, пытаясь ее успокоить.

«Ненадолго. Я путешествовала по миру. Некоторое время жила в Берлине, Париже. Ах, Париж… Париж… стал моим разочарованием. Затем я поехала в Северную Америку.

В Нью-Йорке было весело. Я недолго была там участницей танцевально-хоровой группы в одном ужасном мюзикле, хотя мои танцевальные способности как у лошади

за плугом. Затем я пересекла весь континент по железной дороге — там это называют странствующим поиском случайной работы — читала по дороге Эдгара Ли Мастерса,

Одетса, Стейнбека, Фроста. Некоторое время я даже проработала на рыболовном судне в Саусалито, в Калифорнии. С тех пор я никогда в рот не возьму ни одной

сардины. Проехала всю Центральную и Южную Америку вместе с одной португальской оперной певицей и ее жиголо в их туристическом автомобиле с ужасными рессорами

и радиатором, в котором дыр было больше, чем в дуршлаге. Потом села на бродячий трамп-пароход, шедший в Индокитай, перелетела через весь Китай вместе с