Дракула против Гитлера (ЛП)

Тайна эта со временем выросла из семени в большое темное дерево, бросавшее тень на их счастливую во всех других отношениях жизнь. Когда была еще жива мама, Люси тоже иногда давила на нее, но и та никогда не делилась с ней с какой-либо информацией, присоединяясь к молчанию мужа.

Поэтому Люсиль оставалось лишь собирать все, что можно было, из каких-то обрывков — мельком услышанных деревенских слухов, пересказов с чужих слов и, конечно же, из этого знаменитого романа. Отец получал многочисленные его экземпляры, которые присылали ему и автор, и поклонники книги, некоторые из них просили у него автограф или интервью, но он сжигал их все, до единого, в камине. Она отыскала эту книгу в школьной библиотеке и украла ее с полки. И тайком прочла запретный том, пряча его дома и читая урывками в ванной и при свете лампы под одеялом, как какую-то порнографию.

Ей хотелось задать отцу множество вопросов. Что именно в книге, мифах и сплетнях являлось правдой? Было ли это существо действительно реальным или это лишь преувеличенная версия какого-то сумасшедшего убийцы?

И теперь, когда они покинули ателье, эти вопросы вновь всплыли, к ней вернувшись. Но по дороге домой она ничего не говорила. Харкер, возможно, почувствовав ее настрой, тоже молчал. В голове у нее роилась масса вопросов, и ей казалось, словно она стоит перед каруселью проезжающих мимо нее деревянных лошадок, которые над нею смеются и издеваются. И к тому времени, когда они добрались до дома, она решила, что наконец-то поговорит с ним начистоту. Теперь у нее, наконец, появлялся шанс получить ответы.

Одно было совершенно точно и ясно. Отец только что в этом признался. Монстр действительно существовал. И этот факт повлиял на это ее решение: она хотела добиться от него ответов, но понимала, что они окрашены мрачным чувством опасности.

«Отец, ты намерен привлечь к нашей борьбе… вампира?»

«Да, намерен».

«Значит, он существует», сказал Харкер.

«Да, существует», ответил ее отец.

«Он не был уничтожен», настойчиво продолжал Харкер. «Как о том говорилось в книге».

«Книга?? Тьфу!», сплюнул Ван Хельсинг.

«Я пойду с тобой», тут же заявила Люсиль.

«Я запрещаю тебе», ответил отец.

«Мне кажется, я уже далеко не в том возрасте, когда ты можешь мне что-то запрещать».

Он ходил из комнаты в комнату, собирая со столов и из ящиков в столах и шкафах различные предметы и бросая их в свой черный саквояж. Люсиль неотступно следовала за ним, продолжая спорить с отцом на каждом шагу. Харкер тихонько тоже пошел за ними, погруженный в собственные размышления.

И так они прошли из гостиной в библиотеку, затем в комнату медицинского осмотра, а оттуда в сарай-пристройку, где стоял станок-верстак ее отца из дерева и металла, на котором он часто возился, мастеря свои изобретения, а потом обратно наверх, в его личные комнаты.

И все это время Ван Хельсинги перебрасывались между собой, словно играя в какой-то словесный теннис, возражениями, которые вращались вокруг одного и того же довода.

«Почему я не могу пойти вместе с тобой?», наконец-то потребовала она от него ответа.

«Потому что это очень опасно», сказал ее отец, кладя свое зеркало для бритья в свой медицинский чемоданчик.

«Опаснее немецкой пули?», спросила она.

«Безусловно», ответил он и стал собирать все другие зеркала, которые ему удалось найти. Она вместе с Харкером ходила за ним по пятам из комнаты в комнату, и они двое были похожи на двух щенков, плетущихся вслед за матерью.

«Тем более это причина, чтобы я тебя сопровождала», сказала она.

«Прости, Люсиль, но нет».

Одно зеркало было слишком большим и не поместилось в его чемоданчик, и он положил его на пол. К ее изумлению, он растоптал стекло, разбив его на кусочки.

Оно принадлежало ее маме, и они считали его чем-то неприкосновенным, священным. По крайней мере, до этой самой минуты. Он наклонился и осторожно собрал осколки, положил их в чемоданчик, пробормотав про себя: «Прости, Люба, мне так жаль, но я уверен, ты поймешь меня». Харкер опустился на колени и помог собрать разбитое зеркало.

«Тебе меня не остановить». Она встала перед отцом, перекрыв ему дверь. «Я давно уже взрослая».

Он выпрямился, и они встали друг перед другом, оба одинаково упрямые из-за родственной крови, и ни один не был готов уступить другому.

Отец положил ей руку на плечо и обратился к ней, апеллируя к единственному сильнейшему оружию, которым владел лишь он.

«Люсиль, дорогая моя, я единственный, кто знает это существо, и каким коварным оно может быть, и поэтому я единственный должен это сделать. Но чтобы это сделать, я должен мобилизовать для этого все свои силы и способности, полностью их контролируя. А твое присутствие будет только отвлекать меня, а это способно только убить меня, и нас обоих. Или же нас может ожидать участь гораздо худшая смерти. Мне нужно сосредоточиться, как во время хирургической операции, когда жизнь буквально висит на волоске. Как, впрочем, и есть на самом деле. Поэтому я прошу тебя, ради меня, ради успеха этого тяжелого испытания, ради твоей страны, отступи, отойди в сторону и дай мне это сделать. Одному».