Дракула против Гитлера (ЛП)

«Да, потому что это детонатор с задержкой времени срабатывания». Ренфилд, обычно казавшийся на вид каким-то рассеянно-туманным, насторожился, вид его стал немного хитроватым. «Мы называем их “карандашами времени” или “переключателем номер десять”. Заметь, изначально это было немецкое устройство, усовершенствованное затем поляками. Для конкретной задержки времени взрыва существуют цветовые обозначения: черный цвет — на десять минут; красный — на тридцать; зеленый — на пять с половиной часов; желтый — двенадцать; и синий — на двадцать четыре часа. Точные сроки зависят от температуры».

Дальше он рассказал ей о компонентах запалов, «натяжных пружинах из стальной проволоки», «стеклянных ампулах хлористой меди», и о том, как «добавление глицерина, из-за его большей вязкости и устойчивости к замерзанию» привело к значительному увеличению времени задержки.

Затем он перешел к другим устройствам. Его весьма ясная и понятная лекция оказалась довольно информативной и в общем-то интересной для Люсиль — девушки, обожавшей узнавать все новое. Но когда Ренфилд в своих рассуждениях и объяснениях забрел уже до правильного химического состава пенообразующего вещества под названием «Вулкастаб», используемого для подрыва паровозных котлов, Люсиль начала мысленно возвращаться к своему отцу и той опасной задаче, которую он перед собой поставил.

Она все никак не могла отделаться от мыслей о самых ужасных и жестоких моментах тех историй о вампирах, которые она слышала в детстве. Повзрослев, она узнала, что, казалось, каждый румын — будь то взрослый или ребенок — мог во всех подробностях вспомнить и поведать какую-то леденящую душу историю об этой нежити. Кровавые подробности, которые когда-то будоражили и пробирали до костей маленькую девочку, теперь стали ее самым ужасным кошмаром во плоти.

Она занервничала и, меря подвал шагами, попыталась было вовлечь Ренфилда в разговор о его прошлом, о его семье, но его поврежденный мозг был похож на старое радио; несмотря на то, что лампы нагревались, оно было способно поймать лишь одну-единственную частоту. Через некоторое время этот канал пропадал, и он снова возвращался в себя, к своему немому, замкнутому на самого себя «я», прерываемому иногда грязными виршами. Люсиль сдалась и вернулась наверх.

После длительного внутреннего спора она, наконец, поддалась искушению. Зайдя в спальню отца, она набрала с его расчески немного его седых белых волос.

Она ощупала пальцами его тонкие шелковистые волосы и связала их в маленький пучок шнурком из одного его ботинка. Позже он, конечно же, расстроится, когда обнаружит, что один его ботинок пришел в негодность из-за ее мелкого воровства — если это «позже» у него будет. Выйдя из дома, она сорвала пять синих цветов аконита (борца) из сада. Их посадила ее мать, надеясь придать им силы.

На кухне она на столе начертила солью круг. Сорвав листья со стеблей этого «волчьего корня» и обезглавив их от цветов, она подрезала стебли по одной длине и выложила ими внутри соляного круга пятиконечную звезду. Лепестки цветов она сложила в центре этого пятиугольника, а на их синее ложе положила пучок волос отца.

Уколов палец острием кухонного ножа, она капнула кровью в каждый из пяти острых концов звезды. Защитное заклинание было из числа тех, которым она выучилась в Париже у одного колдуна под руководством Марии Нагловской, известной люциферианки. Но не успела она его произнести, как вспомнила о заклинании, которое она наложила на своего отца в Черной церкви — и о том, как упустила оставшихся, находившихся тогда в мэрии, и о последствиях этого упущения.

Поспешив в подвал, она обыскала койку англичанина на предмет оставшихся в ней волос и, испугалась, обнаружив там лишь три жалких усика. Этого было недостаточно, по ее мнению, чтобы они возымели какую-нибудь власть над человеком. Но затем она вспомнила о ране у него на колене и помчалась обратно на улицу к бочке с мусором. Ее содержимое еще не было сожжено, и, порывшись внутри, она отыскала выброшенную повязку, снятую ее отцом. Она обрадовалась, увидев, что на марле осталось коричневое пятно крови.

Взяв ее с собой в дом, она отрезала небольшой кусочек окровавленной ткани и аккуратно положила его рядом с пучком волос своего отца. Она озадаченно остановилась, не зная, как быть, чтобы защитить Павла, и, наконец, содрала сгусток запекшейся крови, образовавшийся у нее на порезанном пальце, и еще одной капелькой собственной крови написала на бумажке настоящее имя Павла. Это должно было подействовать. Бумажка присоединилась к предметам, обозначавшим ее отца и этого английского парня.