Дракула против Гитлера (ЛП)

Люсиль посмотрела на своего уходящего отца, со сгорбленными плечами, явно уставшего. Она пожалела, что так долго держала его на ногах. Но она бы не променяла эту ночь ни на что другое в своей жизни.

«Пойдемте со мной», сказала она Дракуле и повела его в гостевую спальню наверху. Ему пришлось пригнуться, чтобы не оказаться под лучами солнца, бившего сквозь окна на лестнице. Люсиль вошла в спальню первой и задернула шторы, а он подождал ее в коридоре, пока она это не сделает.

«Теперь можете входить», сказала она, включив прикроватную лампу. «Может, сегодня вечером нам удастся поговорить. Нам с вами наедине. Не об уроках истории, а о чем-то… более личном».

«С нетерпением буду ждать», прошептал Дракула. Его акцент придал его словам характер почти кошачьего мурлыканья.

Они постояли несколько секунд, в нескольких сантиметрах друг от друга. И Люсиль подтвердила свое предыдущее предположение. Он не дышал. Грудь не вздымалась и не опускалась, ноздри не расширялись, и она не чувствовала дыхания ртом.

Осознание этого факта настолько смутило ее, что она невольно попятилась от него, а затем выбежала из комнаты, закрыв за собой дверь.

Она обнаружила своего отца, ждущего ее в коридоре.

«Я знаю, что ты уже не в том возрасте, когда нуждаешься или должна выслушивать советы старика…», начал он.

«Я всегда уважала твои советы, папа», сказала она ему со всей искренностью. «Следую ли я им или нет — это совсем другое дело».

Он печально улыбнулся.

«Держись от него подальше», сказал он. «Это самое опасное существо, и, хотя сейчас он может казаться цивилизованным, ты просто не представляешь себе, на какие варварские действия он способен».

«Но ты же ему доверяешь».

«С оговорками», ответил он. «С большими оговорками».

И он обнял ее так крепко и нежно, как редко это делал. Уже дважды за эти сутки. Люсиль держала его в своих объятиях чуть дольше, чем ему это было удобно, но он позволил это.

«Поспи немного», сказал он ей. «Завтра ты возьмешь с собой на войну наше новое оружие».

ИЗ ПИСЬМЕННОГО СТОЛА АБРАХАМА ВАН ХЕЛЬСИНГА

(Перевод с голландского)

Что я наделал? Неужели этим своим необдуманным поступком я поставил под удар своих коллег, всю нашу борьбу с врагом? Подвергнув опасности и собственную любимую дочь?

Спустить с цепи это чудовище, выпустив его на волю, чтобы оно набросилось на мир — это страшная угроза и огромная ответственность. Лишь одному мне известно, каким дьявольским может быть его хищническое поведение, какими мерзкими и ужасными были деяния, сотворенные им над невинными и слабыми. И вот теперь он вновь рыщет по земле в поисках жертв. Способен ли я контролировать его? И вообще кто-нибудь?

И даже если нам посчастливится победить нашего противника — что потом? Что нам делать с этим нашим «монстром» после того, как война окончится? Мы что, положим его обратно в ящик, как рождественского ангелочка?

Эти вопросы мучают меня, не выходя из головы, являясь вновь и вновь, словно призраки бедной Люси Вестенра и Квинси Морриса.

Что я наделал?

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ДЖ. ХАРКЕРА

(Расшифрованная стенография)

17 МАЯ 1941 ГОДА.

Когда партизаны попросили меня разведать обстановку вокруг замка Бран и изучить захваченные документы, должен признаться, я почувствовал определенную досаду от того, что был вынужден на время расстаться с вампиром и милой Люси. У меня было так много вопросов к нему, и так много еще я хотел сказать своей любимой.

Но из-за присутствия вампира в мыслях моих доминировал именно он. Я мысленно пинал себя за то, что не задал этому существу многих интересовавших меня вопросов, когда у меня была такая возможность. Мне хотелось знать как можно больше. Мне нужно было заполнить пробелы между тем, что рассказывал мне мой дед, и этой проклятой Книгой, которая была столь расплывчатой во многих отношениях и вопросах, и довольно часто противоречила той версии событий, которую описывал мне дед.

Люсиль, другая заноза у меня в мозгу, осталась с Дракулой. И я почувствовал определенный магнетизм, возникший между ними, как никогда заметный в тот момент, когда мы вдвоем вошли к ним, когда она его одевала. Нет никаких сомнений в том, что я в тот момент почувствовал — ревность. Но к кому именно я ревновал — я точно сказать не могу. Мне хотелось побыть наедине с каждым из них.