(И вновь, как и в том случае, Вангенхайм позже разъяснил, что он только повторил, как попугай, то, что приказал ему сказать заключенный).
Затем этот туман принял форму руки и обвил своими туманными пальцами шею Вангенхайма. Стоя с этой угрожающей рукой-призраком, сжимавшей ему горло, фон Вангенхайм услышал следующие приказания заключенного — так, словно они были воплощением человеческой логики.
«Возможно, вам следует открыть дверь и проверить, все ли крепко держится внутри».
Фон Вангенхайм повторил это указание, словно это была его собственная мысль, и он потянулся за ключом к этой двери. И тут ефрейтор Готтовт понял, что происходит.
Ефрейтор схватил загипнотизированного рядового, пытаясь оттащить того от двери, когда фон Вангенхайм попытался вставить ключ. Но он обнаружил, что рука заключенного как тисками схватила фон Вангенхайма за шею.
Фон Вангенхайм, по-прежнему находившийся в состоянии транса, стал сопротивляться попыткам Готтовта его освободить. У Готтовта оставался единственный выход — сначала ударить фон Вангенхайма по голове, чтобы тот отрубился. Он сделал это прикладом винтовки. Тем же приемом он ударил затем и заключенного — по руке, в которой Существо по-прежнему намертво удерживало фон Вангенхайма в висящем состоянии. Этим ударом ему удалось сломать заключенному пальцы.
(Следует также отметить, что в пылу исступленной атаки и стремясь выручить товарища, Готтовт также повредил Вангенхайму ухо и раздробил ему ключицу).
Заключенный, наконец, выпустил фон Вангенхайма, который упал на пол.
Да, едва не случилось непоправимое, я это признаю. Но с другой стороны, теперь, по прошествии времени, выясняется, что мы обнаружили еще одну способность, которой обладает наш клиент. Способность околдовывать других. Необходимо ли для этого ему находиться на достаточно близком расстоянии от жертвы, а также каково это расстояние, на котором эта способность оказывается действенной, еще предстоит изучить, после проведения большего количества экспериментов.
Буду держать вас в курсе любых иных возможных событий.
Хайль Гитлер.
20 ИЮНЯ 1941 ГОДА.
Мы в жалком состоянии, как грязные носки, как сказала бы моя мама. Наша спасательная группа крайне малочисленна; едва ли ее окажется достаточно для нападения на этот проклятый кровавый замок. Успенский и одиннадцать его людей, плюс его дочь. Не знаю, чем эта девушка может быть чем-то полезна, кроме как быть обузой, и я сделал ошибку, высказав это сомнение вслух, рядом с Люси, метнувшей в меня гневной тирадой о мужском взгляде свысока, которую я постарался вынести максимально стоически, как только мог.
Если честно, присутствие этой юной леди меня не очень-то и тревожит. Накануне вечером, еще до того, как мы узнали, что цыганский король согласился нам помогать, я наблюдал за игрой двух молодых людей в опасную разновидность «ножичков» — вместо которых были кинжалы, предмет, без которого ни одного цыганского мужчину невозможно себе представить (боюсь спрашивать женщин, имеются ли они и у них). Стоя лицом друг к другу, на расстоянии не более фута один от другого, они бросали эти большие ножи друг другу в ногу, запуская их из определенной точки своего тела выше пояса — например, от подбородка, с локтя, со лба и так далее, вплоть до крайних акробатических изощрений, которые приходилось проявлять одному из них, так как победитель каждого раунда выбирал точку, откуда сопернику надлежало сделать бросок.
Так вот, возвращаясь к рассказу об этом происшествии — я следил за этой забавой, когда вдруг почувствовал руку у себя на плече, и ко мне подсела эта молодая цыганка — воздушная гимнастка. Я вспомнил ее имя, Малева, и поздоровался с ней на ее родном языке.
«Вы говорите на нашем языке?», улыбнулась она мне, сверкнув белыми, как бриллианты, зубами на фоне смуглой, коричневато-желтой кожи, которые еще сильнее контрастировали с ее иссиня-черными, как воронье крыло, волосами и темными глазами.
«Знаю всего несколько слов», честно признался я. «Языки — мое хобби. Выхватываю какие-то слова то там, то тут, запоминаю их. Ты ведь дочь Успенского, верно?»
Она кивнула. «Он на совете, где старейшины обсуждают просьбу гаджо».
«Гаджо?»
«Это те, кто не являются цыганами. Ты например». Она ткнула меня пальцем в грудь, смеясь. «Я научу тебя цыганским словам. Как твое имЕ?»
«Име… а! Имя?», спросил я. Она кивнула. «Джонатан Харкер».
Она попыталась произнести мое имя по слогам, но затем покачала головой, сморщив нос.
«Мне оно не нравится. Я буду тебя звать rom baro (цыганский барон)» «Rom baro?»[48]
«Это значит “босс”. Ты же английский босс, разве нет?»
«Ну, в каком-то смысле, да. Хм… Цыганский барон…» Я попробовал это произнести. «Мне это нравится. Скажи мне еще вот что. Как по-вашему будет “красивая”?»
«Паквора».
«Тогда я буду называть тебя именно так — Паквора».