Дракула против Гитлера (ЛП)

Она прикусила нижнюю губу и посмотрела мне прямо в глаза. Эффект получился лукавым, но самым привлекательным. Я горжусь тем, что не отвел взгляда, и даже более того — пристально взглянул ей в глаза в ответ и глубоко запал в их темные глубины, чуть в них не утонув.

«Теперь у нас новые имена. Тайные. Никому не говори о них. Мы связаны этой тайной».

Она протянула мне сжатый кулачок, выставив вперед один только мизинчик. Подражая этому жесту, я сделал то же самое, и мы соединили мизинцы, как дети, дающие друг другу клятвенное обещание.

Затем она взяла мою левую руку и, вглядевшись в мою ладонь, провела своим указательным пальцем по линиям. Пощекотав ногтем мне ладонь самым сексуальным образом. Должен признаться, я немного возбудился.

«Ты уже был здесь когда-то раньше», пробормотала она. Тихим голосом, чуть громче шепота, и очень соблазнительным.

«Не совсем», ответил я. «Ты имеешь в виду Румынию? Вообще-то, я здесь впервые».

«Твои родственники были здесь когда-то».

«Эээ… мой дед…» Тут до меня с ошеломлением дошло, что она только что угадала мое прошлое. Это что — какая-то цыганская магия?

Она наклонилась ближе ко мне, пристально глядя на мою ладонь. Затем ее поведение изменилось, появилось удивление, а затем она стала очень серьезной.

«Ты мой хранитель», сказала она.

Я задумался над этой фразой, готовый уже поправить ее или же попросить ее пояснить их смысл, но тут она, пользуясь тем, что держала меня за руку, притянула меня к себе. И поцеловала меня в губы, просто легонько чмокнув, но все же шокировав меня этим. И я имею в виду именно шок, потому что я почувствовал какой-то электрический заряд, пробежавший по всему моему телу — от губ к самым подошвам ног.

Не успел я опомниться, как она вскочила и умчалась. Я снова почувствовал эту самую краску возбуждения у себя на лице, и лишь через некоторое время сумел прийти в себя. Я решил прогуляться, немного развеяться, успокоившись.

Бродя по пещере, я удивлялся тому, как цыгане сумели обустроить себе здесь свой быт, сколько стойкости и способности приспособиться демонстрирует человек, всегда и везде. Какими бы ни были преследования, невзгоды и тяготы, бедствия — антропогенные или же в результате буйства природы — люди всегда находят способ выжить, даже найти какие-то остатки счастья.

Эти мои размышления неоднократно прерывались сладостными, навязчивыми мыслями о черноокой цыганской красавице. Некоторыми этими экзотическими видениями гордиться я не могу, так как они были на грани блуда. Чтобы сохранить уважение к самому себе, я продолжил свой осмотр молчаливых пещер.

В пещере с наскальными рисунками я обнаружил Люси. Она лежала на спине, луч ее фонарика, работавшего от батарейки, плясал по расписанному потолку. Момент был самым подходящим, чтобы с ней поболтать.

Я сел рядом с ней и воспользовался этой возможностью, чтобы полюбоваться красотой черт ее лица, освещенных мягким отраженным обволакивающим светом, и обнаружил, что сравниваю его со специфическим очарованием Малевы.

«Поразительно», заметила она. «Такая красота, но мало кто ее может оценить. И создано все это людьми, которые изготавливали все свои инструменты из камня.

Вот чем мы отличаемся от низших существ».

«А немцев включаешь в объект своего восхищения?», пошутил я.

«Вообще-то тебе следовало бы увидеть кое-какую архитектуру, созданную немцами. Часть ее довольно красива в своем зверском стиле. Лучшую выставку в Берлине провели тогда, когда Гитлер собрал то, что он считал «дегенеративным искусством». Экспозиция интенсивно распродавалась, что полностью разрушило его замысел.

И я знаю массу очень талантливых людей из мира искусства, которые являются законченными садистами. Нет, искусство не делает нас гуманными, или просто людьми».

«И это ставит на повестку дня следующий вопрос», сказал я и тоже лег на спину, присоединившись к ее восхищению нарисованной на потолке лошадью, пойманной в круг света ее фонарика.

«И что бы это могло быть?», спросила она.

«Знаешь, с ним у тебя нет будущего», сказал я ей.

«Ты думаешь о моем будущем?», спросила она.

«Я беспокоюсь о том, чтобы с тобой все было хорошо», сказал я. «Чего ты можешь от него ожидать? Очень сомневаюсь, что у вас с ним могут быть дети. И он не собирается умирать, стареть. А ты будешь. Стареть. И что тогда?»

«Ты уже все продумал», сказала она, рассматривая меня своими зелеными глазами.

«Продумал», ответил я. «И только потому, что беспокоюсь за тебя, вовсе не вкладывая сюда никакого личного интереса».

«Правда?», она мягко улыбнулась.

«Честно».