Драма девяносто третьего года. Часть первая

Вскоре г-н Сое покинул дом, препоручив путешественников своей жене.

По его словам, он вышел на улицу, чтобы посмотреть, отдохнули ли лошади, а на самом деле, чтобы увидеть, достаточно ли там собралось национальных гвардейцев.

Во время его отсутствия послышалась первая барабанная дробь и раздались первые раскаты набата.

То был своеобразный пороховой привод: люди пробуждались от этого шума, выскакивали из своих домов и бежали.

Прокурор вернулся в дом, пребывая в уверенности, что теперь он может рассчитывать на вооруженную поддержку.

— Сударь, — произнес он, обращаясь к королю, — в данную минуту муниципальный совет обсуждает, следует ли позволить вам продолжить путь; однако прошел слух, то ли ложный, то ли правдивый, что это нашего короля и его августейшую семью мы имеем честь принимать в наших стенах…

Прокурор смолк в ожидании ответа.

— Вы ошибаетесь, любезный, — промолвил король. — Эта дама, как вы могли узнать из ее паспорта, — госпожа баронесса фон Корф. Эти дети — ее сын и ее дочь, а эти женщины принадлежат к ее свите.

— Ну а вы, сударь, вы тогда кто?

Король смешался и ничего не ответил; несомненно, ему претило произнести слова: «Я лакей».

Такая ложь стала бы низкой вдвойне.

— Что ж, — насмешливым тоном произнес бакалейщик, — а вот я полагаю, что ошибаетесь вы и что эта дама — королева, эти два ребенка — монсеньор дофин и дочь короля, вон та дама — сестра короля, ну а вы — король.

Королева сделала шаг вперед: этот допрос был невыносим для гордости надменной австриячки.

— Ну что ж! — воскликнула она. — Если вы считаете, что этот господин ваш король, то и разговаривайте с ним тогда с уважением, какое вам надлежит оказывать ему.

Король, сделав усилие над собой, заявил, что он слуга г-жи фон Корф и зовут его Дюран.

Однако при этом заверении все покачали головой в знак сомнения.

— Довольно! — промолвила королева, не в силах выносить более это постыдное запирательство.

От этого пришпоривания гордость короля пробудилась, он поднял голову и сказал:

— Ну что ж! Да, я король, а со мной королева и мои дети. Мы заклинаем вас относиться к нам с тем почтением, какое французы всегда питали к своим королям.

При этих словах, невзирая на странный контраст, который составляли с ними серый сюртук и куцый паричок короля, несколько присутствующих расплакались.

Тем временем покинувший Пон-де-Сом-Ведь отряд из сорока гусаров, которыми командовали г-н де Шуазёль и г-н де Гогела, прибыл в Варенн, где эти офицеры застали г-на де Дама с двумя или тремя драгунами; там им стало известно о задержании какой-то кареты и о том, что путешественники, находившиеся в этой карете, были препровождены к прокурору коммуны.

Они попросили указать им дом прокурора, однако этот дом уже находился под охраной: перед ним стояло более трехсот вооруженных людей, и каждую минуту, под барабанную дробь и гул набата, новые противники — ибо было очевидно, что в данный момент все эти люди могут сделаться противниками, — новые противники, повторяем, прибывали со всех сторон.

Господин де Дама построил гусар на другой стороне улицы и вошел в дом вместе с г-ном де Шуазёлем и г-ном де Гогела.

Минуту спустя, в то время как г-н де Шуазёль и г-н де Дама остались подле короля, г-н де Гогела вышел на улицу и громким голосом, так, чтобы его слышали одновременно гусары и народ, произнес:

— Господа, это задержаны король и королева.

Гусары восприняли новость довольно спокойно, но со стороны народа она была встречена криками, весьма напоминавшими гневные вопли.

Тем не менее г-н де Гогела попытался освободить дом от осады.

— Гусары! — крикнул он. — Сабли наголо!

Никто из гусар не пошевелился.

— Гусары! — снова крикнул г-н де Гогела. — Середины нет: вы за короля или за нацию?

— Да здравствует нация! — ответили гусары. — Мы стоим и всегда будем стоять за нее!

— Ну что ж, ладно, — произнес г-н де Гогела, надеясь выиграть таким образом время и рассчитывая, что в течение этого времени подойдет подкрепление, — да здравствует нация!

Однако народ не был обманут этой хитростью и с грозным ропотом приблизился к нему. Господин де Гогела почувствовал, что вот-вот разразится буря. Он бросился к дому, но, не успев переступить порога, был ранен выстрелом из пистолета.

Тем временем королевскую семью заставили подняться по винтовой лестнице на второй этаж дома.

Войдя в это новое помещение, у дверей которого стояли вооруженные вилами и ружьями люди, г-н де Гогела увидел дофина, спящего на смятой постели; телохранителей, сидящих на стульях; горничных, гувернантку, королевскую дочь и принцессу Елизавету, сидящих на лавках, и короля и королеву, стоя беседующих с г-ном Сосом.

На столе были хлеб и вино.

Время от времени дверь открывается и чьи-то любопытные взгляды, у кого-то умиленные, у кого-то пылающие, проникают в комнату.

— Ну что, сударь, — произносит король, обращаясь к Гогела, — когда мы уезжаем?

Вместо ответа г-н де Гогела показывает на залитую кровью сторону своего мундира.

— Так они применят силу, чтобы нас удержать? — спрашивает король, поворачиваясь к г-ну Сосу.