Верхний город не лежал на пути, по которому должен был проследовать король, и, следовательно, если и был шанс встретить какого-нибудь верного слугу или друга, то это могло произойти только в нижнем городе, на дороге, ведущей из Парижа к границе.
Пока король терял драгоценное время, Друэ добрался до Варенна; он въехал в нижний город и с облегчением вздохнул, узнав, что ни одна карета здесь не проезжала.
Он не терял ни минуты: напористость людей, нацеленных на разрушение, всегда чудовищна.
Вначале он бросился к прокурору коммуны.
Прокурор коммуны носил имя Сое. Это был фанатичный сторонник Революции. Друэ таким его и знал.
Было предопределено свыше, что короля арестуют и что Варенн, получив роковую известность, войдет в историю.
Прокурор коммуны тотчас же отдал приказы.
Национальной гвардии следовало собраться и окружить монастырь кордельеров, где были расквартированы шестьдесят гусаров.
Затем по всем направлениям были разосланы курьеры, чтобы трубить сбор и бить набат.
Все вооруженные силы, какие удалось бы собрать, должны были двинуться на Варенн.
Двум гонцам надлежало добраться до Вердена и Седана.
Тем временем Друэ отыскал друга, столь же горячего в деле, как и он: в ту пору этого друга звали Бийо. Однако позднее ему предстояло носить имя Бийо-Варенн.
С помощью нескольких надежных людей они вместе принялись перегораживать мост; для этого сгодились две или три большие повозки.
Перегородив мост, Друэ, Бийо и их товарищи засели в засаду под арочным сводом, где обязательно должен был проехать король.
Они были вооружены ружьями и пистолетами.
Все это они проделали настолько бесшумно и так скрытно, что ни офицеры, ни гусары, ни посланцы г-на де Буйе ничего не узнали.
Затем, с колотящимися сердцами, они стали ждать.
XIII
Они находились в засаде не более десяти минут, как вдруг послышался грохот катящейся кареты. Никто из пяти или шести притаившихся людей не произнес ни слова. Карета приближалась; наконец, она въехала под свод.
Лишь тогда они поднялись.
Форейтор был вынужден резко осадить лошадей, и это встревожило королеву; она высунула голову в окно и спросила, почему остановили карету.
— Нужно проверить паспорта, — ответил Друэ.
— И где это происходит? — поинтересовалась королева.
— В муниципалитете. Теперь развелось много дурных французов, которые покидают Францию, и нужно хотя бы удостоверяться, в порядке ли у них документы.
Друэ не произнес более ни слова, но сказанного было вполне достаточно для того, чтобы вселить страх в души беглецов. Приказание, как видим, было довольно грубым; кроме того, с обеих сторон на двери кареты были угрожающе нацелены заряженные ружья.
Какую-то минуту именитые путешественники пребывали в нерешительности. В этот миг, по словам Вебера, Друэ поднял руку на короля.
— Ну хорошо, идемте, — сказал тот.
Людовик XVI надеялся, что все это было чистой случайностью и его не узнали.
Путешественников препроводили к дому Соса.
Вначале Сое утвердил короля в его надеждах. Складывалось впечатление, что прокурор принимал каждого из беглецов за того, кем тот желал казаться; он изучил предъявленные ими паспорта и как будто счел их вполне исправными, однако обратил внимание путешественников на то, что в Варение нет почтовой станции и что лошади, проделавшие путь из Клермона, не в состоянии пробежать без отдыха два перегона подряд, а поскольку отдых не может длиться менее получаса, он попросил своих собеседников пойти к нему и отдохнуть в его доме, где, возможно, им будет и не очень удобно, но все же лучше, чем в карете.
Отказаться от приглашения было невозможно. Вся королевская семья покинула карету и вошла в дом прокурора коммуны.
Дверь в находившийся на первом этаже зал, куда их пригласили войти, осталась открытой, и это позволяло видеть оттуда все, что происходило на улице, а с улицы видеть все, что происходило в зале.
Зал этот был бакалейной лавкой.