Драма династии Стюартов

Рано утром бой возобновился. Спешившись, Монмут сражался в первых рядах своей армии, пока ему не стало очевидно, что дело проиграно. Он вскочил на первого попавшегося коня и поскакал через равнину. К вечеру, несмотря на то что восставшие оказались без предводителя, бой разгорелся с новой силой, но то была последняя попытка обреченных. Февершем послал кавалерию в Сомерсет и Дорсет преследовать остатки армии мятежников.

Вершить суд над сторонниками Монмута был назначен судья Джеффрис, которого король чуть позже сделал лорд-канцлером Англии. Приговор был жестоким: 150 (по другим сведениям — 250) человек было казнено, а 800 отправлено в качестве рабов на плантации. Испуганный Лондон был на стороне судьи. Даже известный своей гуманностью Сэмюэл Пипс отклонил петицию одного морского капитана с просьбой отправить всех участников восстания в колонии. Впрочем, были и такие, кто осуждал судью: «Или Джеффрис был маньяком, или абсолютно бездушным человеком… Ни от одного судьи не погибало сразу столько человек».[264]

Многие, впрочем, понимали, что причина кровавых приговоров вовсе не в патологической жестокости судьи Джеффриса. К Джону Черчиллю обратилась молодая девушка Дороти Хьюлинг с просьбой облегчить судьбу двух братьев, приговоренных к смерти. Он пообещал ей устроить встречу с королем, но предупредил, указывая на гранитную каминную полку: «Мисс Хьюлинг, не обольщайтесь — этот камень так же способен на сострадание, как и сердце короля».

Так бесславно провалилась попытка герцога-протестанта отобрать трон у дяди-католика. 9 июля Монмут был схвачен. Яков с характерной для него военной жесткостью приказал казнить племянника как мятежника, покусившегося на власть законного монарха, и 15 июля герцог был обезглавлен у ворот Тауэра. Есть, правда, версия, что на казни настоял граф Сандерленд — будто бы после того, как его люди перехватили письмо Монмута, в котором тот сообщал Якову о предательском поведении самого графа. Впрочем, открытое предательство граф Сандерленд совершил только через три года — в 1688 году.[265]

Казнь герцога была политической ошибкой Якова. Пока был жив Монмут, виги не могли переориентироваться на голландского статхаудера Вильгельма Оранского — куда более опасного потенциального претендента на престол.

Т. Маколей с пристрастием отмечал, что новый король, как и прежний, был рабом Франции, но рабом недовольным. Действительно, от брата Яков II унаследовал долг Людовику XIV в 1335 тысяч ливров, причем в первую же неделю его правления были тайно возобновлены переговоры о французских субсидиях, хотя до договоренностей дело не дошло. Отношения между новым английским королем и французским монархом были довольно сложными. Яков не желал зависеть от могущественной Франции и, зная об антифранцузских настроениях не только вигов, но и тори, стремился получить субсидии от парламента на создание постоянной армии, дабы иметь возможность подавить любой мятеж без иностранного вмешательства. Поэтому неудивительно, что французские послы в Лондоне, да и сам Людовик XIV полагали, что «англо-французский союз зависит от направления ветра».[266]

В принципе английский король не делал ставку на один лишь союз с Францией и старался проводить самостоятельную и многовекторную внешнюю политику. Он пытался наладить отношения с оппонентами Бурбонов в Европе, в частности с Папой Римским и императором Леопольдом. Не исключая Вильгельма Оранского из будущего наследования короны, он опасался французских завоевательных планов в Нидерландах. Отмена Людовиком XIV в 1685 году Нантского эдикта, даровавшего гугенотам свободу вероисповедания, была использована Яковом в прагматических целях. Невзирая на недовольство Короля-Солнце, он предоставил убежище в Англии покинувшим Францию многим богатым гугенотам и гугенотам-военным.

Благополучный разгром оппозиции в 1685 году подал королю надежды на дальнейшее развитие успеха. Яков II попытался осуществить то, что не сумел сделать его брат и что блестяще удалось Людовику, — достичь абсолютной власти. Причем эту власть он понимал по-своему — в военном духе. Фактически не Вильгельм III, а он попытался совершить государственный переворот — принц Оранский в 1688 году лишь вернул то, что уже давно для Англии казалось естественным. Король ставил цель сменить аппарат чиновников в центре и на местах, реорганизовать судебную власть и создать, взяв за основу французский образец, регулярную армию, которая будет подчиняться только ему. Причем в новую армию, по его мнению, нельзя было включать те три шотландских полка, которые Вильгельм Оранский направил ему на помощь из Голландии. Намеренно или нет, но шотландцы прибыли на берега Темзы уже после окончания кампании против Монмута. Наказав двух солдат, уличенных в том, что они выпивали за упокой души Монмута, Яков отослал полки обратно на континент.