Драма Иова

В этом как раз и кроются корни человеческой религиозности. Человек в своей сущности существо религиозное. Религиозность не является неким приложением к человеку, она не какое-то присущее ему свойство из ряда многих других, но она — самое сущностное предназначение его экзистенции и самое основное ее проявление. Экзистенция сама в себе есть один целостный и постоянный религиозный акт. Достигнет ли этот акт сознания человека, будет ли им свободно принят и признан или также свободно будет отвергнут и отброшен? Вне зависимости от этого экзистенция в своей природе всегда будет связана с трансценденцией. В любом случае экзистенция будет открыта Богу и будет призывать Его даже в самые незначительные мгновения своего существования. Будучи сущностно направлена к трансценденции и к ней обращая все свои акты, экзистенция спонтанно превращается в постоянное поле столкновения с Богом, в постоянное место явления Бога. Экзистенция — это теофания в самом глубоком и подлинном значении этого слова2. Поэтому нигде существование Бога не проявляется так ярко, как в человеке. И нигде образ Господа так глубоко не запечатлен, как в жизни человека. И нигде сам человек так убедительно и так ощутимо не встречается с Богом, как в своей экзистенции. Экзистенциальное столкновение, которое являет нам религиозного Бога и сводит нас с Ним в религиозных отношениях, постоянная и главная функция нашей экзистенции. Поэтому всякое отдаление от Бога есть знак того, что мы отдалились и от экзистенции. С другой стороны, выход из своей экзистенции вместе с тем есть и утрата Бога. Отпад в простое повседневное существование это та великая апостазия3, угрозу которой нам рисует Апокалипсис и которая настигает не только целые сословия, но даже целые народы и континенты. Вот почему бл. Августин и велит нам не искать истину за собой, ибо истина живет внутри нас: «Noli foras ire; in te ipsum redi; in interiore homine habitat veritas»4. Экзистенция, а не банальное повседневное существование, есть то пространство, на котором человек встречается в Богом. И только тогда, когда человек, воспользовавшись своей свободой, направляет экзистенцию в мир, более того, когда он ее теряет в мире, только тогда она лишается света Божьего, омрачается в себе и превращается в повседневную банальность, которой управляет не человеческое Я, но безымянный и безличный коллектив. Быть, повернувшись спиной к Богу, естественно для животного, но ненормально для человека. Волевой атеизм – это искажение человека. Мы говорим — волевой потому, что атеизм всегда навязан человеческой экзистенции свободной волей, но он отнюдь не возникает из нее самой. Атеизм – это дерзкое решение человека отвернуться от Бога и попытка взглянуть, как сказал Rilke – «das Offene»; иначе говоря, это попытка заменить взгляд человека на взгляд животного. Попытка возможная, иногда даже удачная, но всегда абстрактная, ибо конкретная человеческая природа всегда обращена к Богу и всеми своими актами открыта для Него. Отрицать эту открытость означает ограничить человека и тем самым столкнуть его на уровень существования животного, ибо только животное ограничено.