Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

11 мая — день трех книг. Печатал «Клуб», снимал вопросы в книге «Страсти по Луне». Получил комплимент: «Вы — гениальный человек: так, как вы работаете с информацией, мало кто может…». Стараюсь, стараюсь. Ловец информационного жемчуга. В «Современнике, куда я примчался, подписал обложку «Налог на любовь» — сидящая в полоборота, обнаженная кисти Энгра. На следующий день принимал режиссера и редактора со студии им. Горького, обсуждали, что и как снимать. Короче: забот полон рот. А тут в магазин ходил и возмутился на копающуюся в овощах бабку, а она мне: «Милок, а ты что спешишь? Ведь безработный и время девать некуда…». Редкий на сегодняшний день случай: у меня есть куда!..

ВК, «Радуга», «Терра», «Дарьял-ТВ», а еще радио. 14-го записывал свою программу и споткнулся на слове «Кремль», режиссер заявила, что произношу не достаточно мягко, тогда я предложил иное: крем-брюле. Но режиссер оказалась без чувства юмора: не поняла. А пока я юморил с Кремлем, вокруг него разыгрывалась драма с импичментом президента: коммунисты рвались свалить Ельцина, но не вышло. Всплыла фигура «престолонаследника» Сергея Степашина, который тут же заявил: «Я не Пиночет». Это уж точно: Пиночеты не бывают с мягкими румяными щечками, у них лица жесткие и волевые. В общем, идет какая-то политическая катавасия: то ли драма, то ли фарс. Как написал Дима Быков: «Жить в России трудно, временами противно, но не скучно».

Из последних строк Андрея Вознесенского:

Мои Палестины дымятся дыбом.
Абсурдный кругом театр.
Боже, прости им, ибо
Не ведают, что творят.

Вчера в «Итогах» выступали лидеры фракций: тупоговорящий и замшелый Зюганов, клоунствующий, но иногда выражающий вполне здравые мысли Жириновский, молодой и умненький Владимир Рыжков (далеко пойдет) и устало-мудрый Явлинский. Импичмент, возможное назначение Степашина на пост премьера и прочая политическая каша. Я слушал, а сам в мыслях в далеком прошлом, только что закончил материал о Софье Потоцкой и о разделе Польши. Какие страсти пылали, какие закручивались интриги, как кипела политическая жизнь! А какая удивительная судьба была у графини Потоцкой. Она умерла в 1822 году в возрасте 56 лет, но прожила не одну, а несколько бурных жизней. В конце своего очерка-эссе процитировал строки Михаила Кузмина:

Кто был стройней в фигурах мину эта?
Кто лучше знал цветных шелков подбор?
Чей был безукоризненный пробор?
Увы, навеки скрылось это…

И добавил к Кузмину: «Все минуло. Скрылось. А мы лишь пытаемся восстановить прошлое», словом, выступаю в роли восстановителя, реставратора прошлого — российской истории и русской литературы. И мне это нравится (а еще за это деньги платят!), вот только усталость досаждает да постоянно испытываю цейтнот времени…

23 мая

Эра «Вечернего клуба» катится к концу. Ф. заявил, что то, что я пишу, ему неинтересно, он все знает сам (хотя все другие говорят об обратном: очень интересно), все ясно: просто Ф. выдавливает меня, чтобы публиковать себя и своих сереньких друзей: яркость слепит им глаза. Почти по Гончарову: обыкновенная история. Но лично мне уже не до ВК: я весь в книгах: «Вера, Надежда…» раскуплена в «Библио-Глобусе». Ходко идет «Джоконда». Зимина в «Радуге» уже закупила бумагу для «Страсти по Луне» и рассматривает вопрос об издании «Клуба 1932». В «Современнике» «Налог на любовь» поставлен на июнь. Все крутится-вертится. Был на «ТВ-Дарьяле» в студии им. Горького. Пока ералаш: составление планов, смет, крики-споры, приглашен новый режиссер Игорь Большаков, артист из театра оперетты («Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь!..»). В совещании участвовали длинноногие красавицы: Валерия Клейн, Инна Бут, Зарема Сальникова, Катя Писецкая, очевидно, с легкой руки Вайнера: он любит красоток. Руководитель Вилен Визильтер придумал название моей программы «Легкое дыхание…». Легкое — так легкое. Но пока никакого дыхания, одно предварительное сопение.

Что еще? Еще чего — много, но отмечу малое: долблю рукопись «Клуба 1932». Ездили с Ще на Химкинское кладбище. Случайно глянул на одну из плит: Царькова-Гляделкина. И сразу пришли слова: отгляделась, бедняжка… А еще писал письмо Витеньке в Аугсбург: «…я давно решил, что ни в какую Германию не поеду. Тут, конечно, несладко и масса фокусов каждый день (потрясения, разоблачения, сенсации, пляска рубля и т. д.), но это все-таки мой дом и мне на старости лет невозможно привыкнуть к другой стране, новому бьггу и всему прочему, не говоря уже о том, что я не хочу изучать немецкий язык. Ты — другое дело, и в Москве уже начал «шпрехать». И потом — тут меня издают, а что там? Кому я там интересен и нужен?..».

28 мая