Драма на трех страницах

Он однажды залезал в дом Крагина. Залезал, как волк к Наф-Нафу. Правда, не через трубу, а в это самое окно, отвернутое от дороги и лишних глаз. Как у волка, и у Якутова с дружками ничего не вышло. Двери, замки, жлыги, стены…

Крагины тогда уехали всей семьей по каким-то делам в город аж на неделю. Идея штурмовать аппетитный домик пришла четверым мужикам одновременно. Полночи ломали и гнули всё, что можно, но смогли открыть только это жалкое окно в сени. Еле влезли, погремели там, уронили что-то и остались с носом. И с пятью большими банками соленых огурцов, которые жена Крагина не успела убрать в погреб.

— Закусь у тебя, Крякин, была отменная, — сплюнул Якутов в ночь.

Хозяин особо не искал — кто. Ему как будто и разницы не было. Приходил участковый и к Крагину, и потом к Якутову, но последний находился в таком смертельном запое, что отвечать не мог. Через месяц все замяли, только Крагин как-то у магазина сзади к Толе подошел и в спину ему тихо сказал:

— Банки к осени отдай.

И всё. Ни разговоров, ни наездов — ничего.

Банки Якутов не вернул. Он и не знал, где они, одна у него на кухне только стояла. Напоминала о вечном долге.

Наконец погасло окно в доме Крагина и от сердца словно отлегло. Теперь и спать можно. Встал Якутов на ноги, глядит — на перилах крыльца лягушка сидит. Красивая-красивая! Улыбается. В руки взял — игрушечная.

Потом глаза открыл как следует, а этих лягушек на крыльце аж три штуки сидит, и еще одна крупная на заборе. Якутов выругался: кто ж это над ним издевается?! Крагин?! Ничего он не боится. Бесстрашный Наф-Наф.

Прямо утром пошёл к нему с ответом. Прихватил лопату — больше ничего на глаза не попалось. Подходит к дому, а там Крагин сына распекает:

— Ты о чём думал? Кто тебе разрешил туда лезть?

Стоит младший в панамке, глазами хлопает, губы надул.

— Я же ничего…

— Кто, я спрашиваю! — настаивает отец.

Младший чуть не плачет.

— Нельзя туда! Слышишь? — вмешалась мать.

И такие глаза сделала, что не передать.

— Ему скучно! У него лягушек нет, — крикнул младший и заревел.

К маме подскочил и в коленки головой ткнулся.

Якутов стоял у калитки в полный рост, и его, конечно, заметили:

— Здорово, — сказал Крагин, не выгнув на этот раз грудь колесом.

Он был без панамки, и его лысоватая голова блестела на солнце. Чуть в стороне грустно пинал щепки старший сын. Жена Крагина даже издалека пахла блинами. Она смотрела на Толю с тревогой. Ее слова: «Нельзя туда!» проникли куда-то очень глубоко. И этот её взгляд…

Нет, она говорила не про хороший тон и чужие огороды. Нельзя туда — это как в Африку гулять, как в нору к зверю. Мало ли что ему в голову взбредет — Якутову то есть. Толя даже чуть согнулся от этих мыслей, будто кто-то его проткнул насквозь. Все его уже видели, кроме младшего поросенка, тот обернулся последним. Долго глядел из-под панамки. Видимо, он единственный, кто не знал, что за человек Якутов, не знал, что это он ломал его поросячий домик. Что этот пьяница уже и не человек почти.

Не сказали?!

Не сказали. И не знают, как сказать. Вот и твердят свои штампованные: «Нельзя туда», а мальчишка не понимает.

Сцена затянулась, все ждали чего-то от Якутова, от его лопаты.

— Так это твои лягушата? — выдавил Толя из себя и улыбнулся младшему, обнажив редкие зубы.

— Мои, — серьёзно ответил он.

— Симпатичные. Особенно та синяя, на заборе. Только это… Родителей слушай, нельзя в чужие огороды залезать.

Сказал и осекся.

— Да не хотел я ничего воровать, — запищал младший. — Я вам лягушек принес, и все!

И ножкой упрямой топнул.

— Да-да, — закивал Якутов. — У меня и воровать-то нечего…

— Я за ними пошел, когда вы тут еще стояли вчера. Но не успел! У вас нет лягушек, а у меня много! А синяя вообще в воде плавает, если завести.

— Ну что ж, — мялся Якутов, — попробую завести… Или отдать?

— Это вам, — сказал младший.

— Спасибо. Только вот что. — Толя поставил свою грязную лопату к новенькому столбу забора и присел на корточки. — Поди, что скажу.

Младший сделал несколько робких шагов.

— Пьяница я, малец. Понял? Знаешь, что такое «пьяница»?

— Знаю.

— Не знаешь. Пьяница — это как серый волк. И ты родителей слушай, ко мне больше не ходи. Сказано «нельзя», значит нельзя. Такой закон. К одним можно, к другим нельзя. Даже с лягушатами. Понял?

— Ну, понял.

Толя встал и взял лопату:

— Слушай, сосед, дай у тебя за сараем червяков накопать.

— Копай, — пожал плечами Крагин.

Ближе к вечеру в сенях снова зажегся свет, за забором стоял Якутов. Окно не звало его, но и не прогоняло. Постояв с минуту, Толя двинулся вниз к дому, а у обновленного забора появилась большая банка с водой, в ней плавали два юрких карасика.

Ирина Радова. СТУЛ

Переезд — дело трудоёмкое и не всегда приятное. Особенно если он не желанный, а вынужденный.