Поправив ей волосы, она мягко подтолкнула Смит к уже занимавшим свое место парам и отправилась за сцену. Отдернув занавеску, Кэт первым делом увидела широкую спину Гарри и уже собралась ругать его на чем свет стоит, как вдруг замерла. Потому что Хитклифф был здесь. Стоял в тени. Как раз там, где всегда было ее место. Рукав Гарри был задран до локтя: он все‑таки умудрился его порвать, но Хит, зажав во рту злополучную запонку, пытался чем‑то его скрепить.
– Может, станцуешь с ней вместо меня? – хохотнул Гарри. – Зачем я вообще на эту аферу подписался?
– Прости, бро, но я не при параде, – ответил Хит и, хлопнув парня по плечу, отправил его восвояси. А потом увидел Кэт и тоже застыл.
На нем не было костюма, как и на ней нарядного платья. Всего лишь джинсы и простая белая
рубашка с закатанными рукавами. Но, даже несмотря на это, он казался Кэт самым красивым.
– Ты пришел, – прошептала она.
Он едва заметно повел плечом. Кэт не могла не заметить, что вел он себя хотя и спокойно, как обычно, но отчужденно. Холодно. Так близко, но так далеко.
– Не мог оставить их в такой день. Ведь все было ради этого.
Заиграла музыка, и восемь пар вышли в центр зала. Такие красивые, светящиеся улыбками. Кэтрин обернулась, чтобы бросить последний взгляд на тех, за кого переживала все эти дни. Он тоже.
Теперь они с Хитом стояли рядом, с гордостью, присущей, наверное, лишь родителям, глядя на то, как их ученики занимают позиции на паркете.
– Хит, я хотела… – шепотом произнесла Кэт.
– Не надо, – ответил он, приложив пале к губам.
– Нет, я должна сказать…
– Потанцуй со мной, – вдруг произнес он.
– Здесь?
– А что нам мешает? К тому же… – Он достал из кармана придуманный ею купон «Любо танец с любой девушкой». – Это же благотворительность. Никто не посмеет отказаться.
Но она не решилась бы отказать и так.
Свет погас, прожектор освещал только танцующие пары. За кулисами стало совсем темно. Но им не был нужен свет. Не нужна была сцена. Не
нужны зрители, софиты и аплодисменты. Сегодня они станцуют в последний раз. Собственный танец.
– Ты восхитительно красивая, – произнес он, свободной рукой коснувшись ее горящей щеки.
Мягко погладил, проведя ладонью до виска.
Кэт зажмурилась, поворачивая голову к его запястью. Сто шестьдесят часов. Когда‑то они казались ей бесконечностью. Но даже вечность пала под натиском темных глаз и очаровательной ухмылкой.
– Двадцать две минуты, – произнес Хитклифф. – И моя отработка в этой школе окончена.
Кэтрин взглянула на часы. Ровно столько осталось от их «вместе».
– Я тебе их прощаю, – улыбнулась она, изо всех сил стараясь держать лицо. Потому что не время плакать. Даже лучше, что они расстаются здесь, где много народа. Так легче хотя бы для нее.
– Кажется, из нас вышла неплохая команда.
Да уж! Новый год явно удался.
– Кстати, вот. – Она достала из кармана и протянула ему кожаный браслет, который так и не подарила на Рождество. – Для твоей коллекции.
– Не стоило.
– Мне будет приятно, – произнесла она, зная, что только так он не сможет отказаться, и Хитклифф протянул руку, чтобы она застегнула на запястье замок.
Руки у Кэт дрожали. Но она изо всех сил старалась скрыть это.
– По традиции ими нужно обменяться, – тихо произнес он.
– Что?
– Их не дарят просто так. Ты должна забрать один мой. Так что выбирай – таковы правила.
Щеки у нее покраснели. Она хотела хотя бы так извиниться, а теперь снова забирает у него что‑то.
Проблема в том, что Хитклифф так легко отдает.
Отдает не считая. Улыбки, тепло, объятия, время.
Это ли не любовь, в которую она никогда не верила? Которая не кричит: «Дай», а тихо шепчет:
«Бери». Бери все, что хочешь. И улыбается:
– Смелее.
– Любой?
Она подняла взгляд.
– Конечно, любой. Снимай тот, что больше нравится.
Кэтрин неуверенно протянула руку к замку на браслете с тремя зелеными бусинами, разделенными кожаным плетением, потому что каждый раз так или иначе на него заглядывалась. Красивый…
Хитклифф хмыкнул, едва заметно улыбнувшись будто бы сам себе.
– Что‑то не так?
Он повел плечом:
– А ты действительно выбираешь лучшее. – И на вопросительный взгляд девушки пояснил: – Колумбийские изумруды.
Боже! Стыд и так сжигал ее изнутри, а теперь она еще и самую дорогую вещь с него снимала.
– Нет, я не возьму, – отдернула Кэт руку, вкладывая расстегнутый браслет обратно ему в ладонь. – И пожалуйста, даже не настаивай.
– Почему?
– Это слишком дорого.
– На самом деле не так уж. Они с примесями.
Поверь, есть камни и более ценные. С ювелирно точки зрения.
– Нет, пожалуйста. Я не могу. Нет, Хитклифф.
Не обижайся.
– Кэт, – посмотрел он ей в глаза, привычно мягко улыбаясь. Словно не было того разговора на Рождество, обид и непрощения. – Нет ничего в этом мире более ценного, чем сами люди. Просто запомни, ладно?
Она хотела хоть что‑то сказать на прощание. Что угодно. Первое, что в голову придет, но не нашла слов. Он чуть наклонился, так что Кэт невольно задержала дыхание. Но лишь коснулся губами ее лба на прощание, перед тем как уйти. У Кэтрин же было чувство, что она упала с небес и разбилась вдребезги.
Шаг.
Еще один.
Вдох.
Так неправильно.