Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд

С этими словами он взялся за ручку двери и собирался войти в комнату, но Оливия остановила его:

– Мы искали тебя! Где же ты был?!

В ответ Себастьян Крэббс покопался в нагрудном кармане и вынул из него свою находку. На грязной ладони лежал тусклый бугристый камешек, в сумраке коридора показавшийся осколком бутылочного стекла.

***

Произведя арест Грейс Хоггарт, подозреваемой в убийстве двух человек, инспектор ощутил то прекрасное чувство хорошо выполненной работы, которое испытывает каждый профессионал. Делом преступников было совершать злодеяния, повинуясь своей аморальной натуре, а задачей Джастина Оливера было вести следствие и стараться, чтобы ни один виновный в нарушении закона не ускользнул от правосудия.

Порой – как, например, в этом вот случае с убийствами в Гриффин-холле – личность убийцы становилась известна не благодаря хитроумному ведению расследования, а случайно, из-за допущенных преступником ошибок, и тогда инспектор, не признаваясь даже самому себе, испытывал в душе лёгкое разочарование оттого, что охота была такой непродолжительной и не потребовала должных умственных усилий.

Осмотр доктора показал, что Грейс Хоггарт всё ещё находилась в странном полубессознательном состоянии, так что в ближайшее время допросить её по всей форме не представлялось возможным. Оставив её в лазарете и приставив к ней охрану, инспектор Оливер и сержант Киркби во второй раз за этот день отправились на место преступления.

В Гриффин-холле им были явно не рады. Даже Матиасу Крэббсу изменила учтивость, настолько сильно ему хотелось, чтобы полицейское расследование прекратило лишать его привычного покоя.

На сей раз перестановку в библиотеке решили не делать. Для допросов полицейским предоставили малую гостиную, окна которой выходили на заброшенную часть сада, и в которой было сумрачно и сыро. Тут еле уловимо пахло порошком Китинга8, а стёкла дребезжали в рамах при каждом порыве ветра. Прислуга не позаботилась разжечь камин, чтобы комната приобрела жилой вид, и гладкая обивка викторианских диванов и кресел на ощупь была слегка влажной.

Вздохнув, инспектор расположился ближе к чайному столику, с трудом разместив на нём имеющиеся материалы по делу. Сержант Киркби с блокнотом занял место у самого окна, стоически перенеся ущемление своего достоинства и усевшись на низкую, обитую бархатом скамеечку.

Первым к полицейским вошёл хозяин Гриффин-холла. Его допрос ничего не дал следствию, кроме объяснения того факта, отчего подозреваемая не отзывалась на стук в дверь и длительное время находилась в таком апатичном состоянии.

– То есть вы утверждаете, мистер Крэббс, что миссис Хоггарт приняла успокоительные капли перед ужином? Само снадобье принадлежало вашей сестре, мисс Сатклифф?

– Да, насколько я понял, она время от времени использует его как лёгкое снотворное.

– А миссис Хоггарт когда-либо упоминала, что принимает подобные средства?

– При мне ни разу, – покачал головой Матиас Крэббс, – хотя на месте её врача я бы выписал ей что-либо подобное.

– Отчего же? – заинтересовался детектив.

– Вы же знаете современных молодых женщин, инспектор, – поморщился Крэббс. – Нет ни выдержки, ни воспитания. Грейс, как ни прискорбно мне это говорить, совсем не похожа ни на свою мать, ни на бабушку. Вспыльчивость и эгоизм – губительные для женщины качества. Да, весьма разрушительные, как вы сами можете видеть.

– Когда вы обнаружили пропажу револьвера? – сменил тему инспектор Оливер.

– Перед ужином.

– По какой причине вы решили удостовериться, что он находится на месте?

– Сам не знаю, инспектор. Какой-то толчок внутри, иначе не сказать. Просто подумалось, что не следует оставлять его на виду.

– Тут вы абсолютно правы, – сухо кивнул Оливер. – Подобные вещи должны находиться под замком, равно как и цианистый калий.

На это Матиас Крэббс только виновато развёл руками, тяжело вздохнув. Помолчав, он произнёс:

– Грейс – моя внучка, инспектор. Дочь моей дочери Патриции. Я воспитывал девочку после гибели ее родителей, а теперь вот и малышка Полли остаётся на моём попечении.

Лицо Матиаса Крэббса, изборождённое морщинами, осталось бесстрастным, как и полагалось джентльмену старой закалки перед лицом жизненных неурядиц, но его воспалённые глаза говорили о душевной боли. Инспектор не стал его задерживать и, когда старик вышел – с прямой спиной, твёрдой походкой военного, почти не опираясь на трость, – задумчиво пробормотал: «В час испытаний трудный…».

Следующей явилась Розмари Сатклифф. Она подтвердила, что Грейс Хоггарт после ссоры с мужем выпила мятный чай с добавлением успокоительных капель и несколько занервничала, когда инспектор захотел взглянуть на рецепт, выданный её врачом.

– Но у меня нет рецепта, – беспомощно развела руками тётушка Розмари. – Я уж и не вспомню, куда его дела. Это обычные мятные капли, многие мои приятельницы их принимают.