Драма в Тихом океане

Миша, наверное, почувствовал эту ее улыбку, потому что более ни о чем не спрашивая схватил мензурку и выпил её, как простую водку. Пятьдесят граммов.

Некоторое время он сидел в остолбенении, потом с шумом выдохнул воздух.

– И в самом деле спирт!

– А чего бы мне вас обманывать?.. Голова не кружится?

– Кружится, – признался он и добавил с некоторой запинкой. – Наверное, потому, что я сегодня ничего не ел.

– У меня есть консервированные персики. Будете?

– Буду.

– Сейчас принесу.

Она тайком оглядела стол и стеклянный шкаф – вроде, ничего из сильнодействующих лекарств поблизости не было и почти тотчас вернулась, прихватив из каюты банку с консервным ключом, стоявшую на тумбочке у кровати.

– Ложки нет, могу предложить скальпель, – сказала она, – хотя есть с ножа – плохая примета.

– Ничего, – отозвался он, теперь полностью пришедший в себя и даже повеселевший от того, что лекарство начало действовать.

Он ловко открыл банку и подцепил скальпелем оранжевую половинку персика.

– Вы на самом деле пришли ко мне по наводке боцмана?

– Теперь могу признаться: нет. По наводке кока.Кстати, в столовой он оставил кое-что, накрытое салфеткой. Сказал: «Мало ли, вдруг кому есть захочется!»

– Спасибо, я схожу… А сейчас – что вам от меня нужно?

– Чтобы вы рассказали мне о своих отношениях с Машей. Ведь они у вас были, эти отношения?

– Были, – согласно кивнул он, отпивая из банки сироп. И, задумавшись, так и застыл с банкой у рта. Глаза у него будто защипало, и парень быстро заморгал, как бы не давая слезам опять прорваться наружу.

Анастасия подозревала, что ему вовсе не хочется с нею откровенничать, но ее «фирменный» напиток уже сделал своё дело: Михаил размяк и взглянул на неё повлажневшими глазами.

– Сегодня – или точнее, вчера ночью Маша решила сказать боцману, что она к нему больше не придёт. Мы решили после окончания фрахта уйти из пароходства. И пожениться. Я не хотел, чтобы она плавала, а предлагал, чтобы после рождения малыша Маша сидела дома…

– Значит, Маша всё-таки была беременна?

– А вы разве об этом не знали? – удивился он. – Она обещала, что сходит к вам на обследование, чтобы уж наверняка быть уверенной в том, что ребенок родится здоровый…

Вот здесь-то как раз концы с концами у них не сходились, и Машин вопрос к врачу вовсе не звучал как интерес к обследованию. Его следовало понимать однозначно: девушка решила сделать аборт. При этом Михаил об этом даже не догадывался. Или как раз поэтому она исчезла с судна? Потому, что кто-то – возможно, тот же Панкратов – не хотел, чтобы она рожала.

Версия выглядела не слишком однозначной, местами даже притянутая за уши, но тут уж ничего не поделаешь. Знай Анастасия обстановку на судне получше, и версия у нее была бы постройней.

– У вас нет, случайно, версии, кто бы мог… сбросить Машу за борт? – спросила она; наверняка Михаил думал об этом. А, может, что-нибудь и видел?

– Случайно есть! – проговорил он с ненавистью, глядя не на Анастасию, а куда-то вдаль, туда, где за переборками словно мог разглядеть убийцу. – Боцман это сделал, больше некому!

Боцман. Нет, ничего лучшего он ничего не мог придумать! Анастасия не испытывала особой приязни к Анатолию Григорьевичу, но определить его в убийцы даже у неё не поднялся бы язык. По крайней мере, вот так, бездоказательно.

Однако, старпом Игорь Валентинович уверял, что на судне не может быть таких страстей, за которые убивают. Выходит, он был не прав? Да к тому же он как раз был уверен в невиновности боцмана.

– Анатолий сделать этого не мог!

Вот и поди, разберись, кто из них прав.

– Я понимаю твою неприязнь к Щербоносу, – проговорила Анастасия уже без экивоков, – но такое обвинение слишком серьёзное, чтобы бросаться им без доказательств. – И потом… Разве он собирался жениться на Маше?

– Конечно, не собирался! – презрительно фыркнул Панкратов. – У него ведь жена, трое детей. Да он просто старый!

– Старый, не старый, но он считал, что Маша как женщина принадлежит ему.

– Вот. А как раз вчера она собиралась боцману сказать, что больше ему не принадлежит!

Она даже вздрогнула, когда он выкрикнул это и сжал кулаки. Бедный парень. Сколько ему, она не помнила, но вряд ли больше двадцати семи. Другое поколение. По сути дела, весь комсостав на судне за сорок… Но вслух она сказала укоризненно:

– Миша, ты кричишь. Давай я тебе еще лекарства налью.

– Давайте. От него у меня голова перестала болеть.

– Голова? – испугалась Анастасия. – Ты же говорил, у тебя ничего не болит.

– Да к этой боли я уже привык. Она у меня часто болит. С подросткового возраста.

– И ты никогда к врачам не обращался?

– Никогда. Медики, правда, иной раз удивлялись, что давление высокое. Так я говорил, что выпил накануне. И потом я знаю лекарство, которое его снимает, и перед медосмотром выпиваю сразу две таблетки.

Анастасия достала из шкафчика тонометр и измерила матросу давление.