Собственно, эти три положения можно считать выражающими в наиболее общей и абстрактной форме содержание как общесоциологической концепции Вебера, так и его представлений о развитии современной цивилизации. Мы назвали это сверхидеей Вебера, хотя можно назвать проще – сущностью его концепции социально-исторического развития. Именно благодаря этим идеям Вебер стал рассматриваться как один из основоположников
Вопрос, прав ли Вебер в своей оценке роли и места западного рационализма в развитии современной цивилизации, ни в коей степени не относится к теме нашей книги. Но тем не менее обойти его нельзя, поскольку не раз я встречал оценку исторической концепции Вебера как способа обоснования превосходства Запада в современном мире. Это вообще очень распространенный прием. Признав превосходство западного рационализма над другими цивилизационными моделями жизни и развития, мы как бы автоматически ставим другие цивилизации или, как аккуратно говорил Макс Вебер, другие культурные регионы на место исторических неудачников, исторических лузеров, выбравших неправильные пути к успеху и забравшихся поэтому в невероятные тупики, откуда им теперь уже не выйти на верную дорогу. Но это абсолютно неправильная позиция. Наоборот, именно путь западного рационализма, как оказывается, становится для других культурных регионов способом выйти на ведущие места в необъявленном соревновании цивилизаций. Обогнать Запад становится возможным только и исключительно на пути западного рационализма, соединенного, как правило, с культурно-историческими особенностями того или иного региона. Примеров, достаточно: Япония, Китай, другие страны ЮВА.
Причин тому как минимум три. Первая: рационализм – в значительной степени
Только там, где действительно имеет место конкуренция, можно говорить о борьбе. И лишь в смысле отбора борьба, как показывает весь предшествующий опыт, фактически неизбежна. Отбор вечен потому, что нельзя придумать средства, чтобы совсем исключить его из жизни. Последовательно пацифистский порядок может регулировать орудия, цели, направления борьбы, исключая какие-то из них. Но это значит, что иные орудия борьбы, будь то материал наследственности или результаты воспитания, в ходе открытой конкуренции или, если представить себе ее устранение (возможное только в утопии), в ходе латентного отбора в борьбе за жизненные шансы либо за выживание помогают тем, в чьем распоряжении они находятся. «Социальный отбор эмпирически, а биологический – принципиально ставят преграду стремлению исключить борьбу из жизни общества» (ХИО, 1, 97). Нужно еще раз повторить за Вебером: борьбу невозможно исключить из жизни общества, и это делает неактуальными доктрины, где современный Запад трактуется как абсолют, которому все остальные страны и регионы должны подражать и к которому покорно адаптироваться.