Грэхэм Льюис (см.: Jones, 1996) описывает ритуал как неизменную процедуру, заданную правилами, Берн (Berne, 1992) – как стереотипную серию простейших дополнительных трансакций, запрограммированных внешней социальной силой, причем форма ритуала определяется традицией. Шефф (см.: Jones, 1996) считает ритуал и мифы драматическими формами компенсации универсальной эмоциональной тревоги. Связи между ритуалом, игрой и преодолением стресса широко используются в драматерапии, для которой ритуал является средством, использующим игру для компенсации негативного опыта клиента.
Митчелл (см.: Jennings, 1994) считает ритуал такой структурой нашего жизненного опыта, которая сама по себе еще не изменение, но подготовка к изменению, причем многие ритуалы возникают из уверенности в том, что вещи можно изменять посредством миметических[7] действий.
Первоначально ритуал был средством воплощения мифов, которые в древних цивилизациях выполняли мировоззренческую функцию: ориентировали в поиске и нахождении ответов на принципиальные вопросы относительно сотворения Вселенной, о происхождении человека и богов, стихий, человеческого общества и его героев. Мифы в этом смысле понимаются как некие групповые сновидения, а ритуал – как повторение предыдущих событий, причем Фрейд и некоторые антропологи верили, что «подавленный материал, присущий всему человечеству, как, например, эдипов опыт, может проявиться в культурной символике, в особенности в области мифологии и ритуалов» (Murphy, 2001, с. 178). Другой корифей глубинной психотерапии – К.Г. Юнг (Jung, 1958) – видел в ритуале тот путь, которым архетипы исторического опыта человечества из бессознательного (посредством мифов и символов) проникают в сегодняшнюю реальность человека.