Драматическая трилогия

Клешнин и слуга уходят. Василий Шуйский входит.

Здорово, князь. Мне ведомо, что дядю

От загово́ра воровского ты

Удерживал. Хвалю тебя за это.

Василий Шуйский.

Царю быть верным крест я целовал.

Годунов.

И доводить на ворогов на царских.

Но ты на князь Ивана не довел.

Василий Шуйский.

Я знал, боярин, что через Старкова

Все ведомо тебе.

Годунов.

А знал ли ты,

Что этот лист мне также ведом?

Василий Шуйский.

Знал.

Годунов (показывая ему бумагу).

Ты сознаешься в подписи своей?

Василий Шуйский.

Не в ней одной. Я сознаюсь, боярин,

Что челобитня эта мной самим

Затеяна. Зачем мне запираться?

Тебе хотел я службу сослужить!

Когда дядья в союз вошли с владыкой,

А к ним Москва пристала, каждый свой

Давал совет; нашлися и такие,

Что в Угличе признать царем хотели

Димитрия. Чтоб отвратить беду,

Я предложил им эту челобитню.

Зачем ее ты не дал нам подать?!

Ты знал о ней! Царя б ты подготовил,

Он нас бы выслушал, нам отказал бы,

И все бы кончилося тихо.

Годунов.

Гладко

Ты речь ведешь. Я верю ли тебе

Или не верю – в этом нет нужды.

Ты человек смышленый; ты уж понял,

Что провести меня не так легко

И что со мной довольно трудно спорить.

В моих руках ты. Но не буду трогать

За прошлое тебя и обещаний

Не требую на будущее время.

Как прибыльней тебе: со мной ли быть

Иль на меня идти – об этом ты

Рассудишь сам. Подумай на досуге.

Василий Шуйский.

Борис Феодорыч! О чем мне думать?

Я твой слуга!

Годунов.

Мы поняли друг друга.

Прости ж теперь, на деле я увижу,

Ты искренно ли говорил.

Василий Шуйский уходит.

Слуга (докладывает).

Боярин,

Царица к милости твоей идет!

Входит Ирина, в сопровождении нескольких боярынь. Годунов опускается перед ней на колени.

Годунов.

Великая царица, я не ждал

Прихода твоего…

Ирина (к боярыням).

Оставьте нас.

Боярыни уходят.

Брат, не тебе – мне на коленях быть

Перед тобой приходится!

Годунов (вставая).

Сестра,

Зачем ко мне пришла ты без доклада?

Ирина.

Прости меня – мне дорог каждый миг —

Тебя просить пришла я, брат!

Годунов.

О чем?

Ирина.

Ужели ты погубишь князь Ивана?

Годунов.

В своей измене сам сознался он.

Ирина.

Он в ней раскаялся! Его мы слову

Поверить можем. Благостью царевой

Он побежден. Чего боишься ты?

Ужель опять ко дням царя Ивана,

К дням ужаса, вернуться ты б хотел?

Им срок прошел! Не благостью ли Федор

Одной силен? Не за нее ли любит

Его народ? А Федорова сила —

Она твоя! Для самого себя

Ее беречь ты должен! Ею ныне,

Лишь ей одной, мы с Шуйскими достигли,

Чего достичь не смог бы страхом казни

Сам царь Иван!

Годунов.

Высокая гора

Был царь Иван. Из недр ее удары

Подземные равнину потрясали,

Иль пламенный, вдруг вырываясь, сноп

С вершины смерть и гибель слал на землю.

Царь Федор не таков! Его бы мог я

Скорей сравнить с провалом в чистом поле.

Расселины и рыхлая окрестность

Цветущею травой сокрыты, но,

Вблизи от них бродя неосторожно,

Скользит в обрыв и стадо и пастух.

Поверье есть такое в наших селах,

Что церковь в землю некогда ушла,

На месте ж том образовалась яма;

Церковищем народ ее зовет,

И ходит слух, что в тихую погоду

Во глубине звонят колокола

И клирное в ней пенье раздается.

Таким святым, но ненадежным местом

Мне Федор представляется. В душе,

Всегда открытой недругу и другу,

Живет любовь, и благость, и молитва,

И словно тихий слышится в ней звон.

Но для чего вся благость и вся святость,

Коль нет на них опоры никакой!

Семь лет прошло, что над землею русской,

Как Божий гнев, пронесся царь Иван.

Семь лет с тех пор, кладя за камнем камень,

С трудом великим здание я строю,

Тот светлый храм, ту мощную державу,

Ту новую, разумную ту Русь, —

Русь, о которой мысля непрестанно

Бессонные я ночи провожу.

Напрасно все! Я строю над провалом!

В единый миг все может обратиться

В развалины. Лишь стоит захотеть

Последнему, ничтожному врагу —

И он к себе царево склонит сердце,

И мной в него вложенное хотенье

Он изменит. Врагов же у меня

Немало есть – не все они ничтожны —

Ты наглость знаешь дерзкую Нагих,

Ты знаешь Шуйских нрав неукротимый, —

Не прерывай меня, – я Шуйских чту, —

Но доблесть их тупа и близорука,

Избитою тропой они идут,

Со стариной сковало их преданье —

И при таком царе, каков царь Федор,

Им места нет, быть места не должно!

Ирина.

Ты прав, Борис, тебе помехой долго

Был князь Иван; но ты уж торжествуешь!

Его вина, которой ныне сам

Стыдится он, порукой нам, что нет

У Федора слуги вернее!

Годунов.

Верю;

Он вновь уже не встанет мятежом,

Изменой боле царского престола

Не потрясет, – но думаешь ли ты,

Перечить мне он также отказался?

Ирина.

Ты поборол его, тобой он сломан;

В темнице он; ужели мщенья ты

Послушаешь?

Годунов.

Я мщения не знаю,

Не слушаю ни дружбы, ни вражды;

Перед собой мое лишь вижу дело,

И не своих, но дела моего

Гублю врагов.

Ирина.

Подумай о его

Заслугах, брат!

Годунов.

За них приял он честь.

Ирина.

К стенам Москвы с Ордою подступает

Ногайский хан. Кто даст ему отпор?

Годунов.

Не в первый раз Москва увидит хана.

Ирина.

От Шуйского от одного она