Мне было назначено явиться на заседание Совета через сутки, вечером 12 сентября, я пришел туда, захватив тот самый портфель, который уже склонил
Наблюдательный комитет мэрииотмести бездоказательные доносы и крикливые требования всяких
Кольмаров, Ларше, Маратови им подобных. Я сказал себе: «Вот наконец настал час для последнего объяснения! Я должен их убедить».Двое из моих добрых друзей, понимая, в какой я опасности, захотели пойти вместе со мной. Я сказал слуге:
— Спрячь под сюртук мой черный портфель и оставайся в передней; если со мной случится беда, не говори, что ты со мной, и немедленно уноси портфель. У тебя под мышкой моя честь и мое отмщение.
Мы являемся; весь Совет в сборе. Под конец приглашают меня. Я вхожу, кланяюсь и, не говоря ни слова, сажусь подле г-на
Лебрена. Видя, что ко мне никто не обращается, я коротко объясняю, какой важный предмет привел меня сюда. Г-н
Дантон
[94]сидит по другую сторону стола; он открывает обсуждение; но так как я почти вовсе глух, я встаю и, по привычке приставив руку к уху, прошу простить меня, если я подойду поближе к министру (поскольку издалека я плохо слышу). Г-н Клавьер делает движение. Я смотрю и вижу, что смех
Тизифоны
[95]исказил этот небесный лик. Ему показалось очень забавным, что я плохо слышу. Он увлек за собой и остальных, все стали смеяться; я поклялся, что буду держать себя в руках…Мы приступили к обсуждению; оно сосредоточилось на
залоге. Г-н Дантон сказал мне:— Я подойду к делу
как прокурор.— А я постараюсь выиграть его
как адвокат, — ответил я ему.Господин
Клавьервзял слово и сказал:—
Этот залогне предусмотрен в соглашении с г-ном
де Гравом; значит, мы имеем дело с другим соглашением.— Если бы речь шла о точном подобии, — ответил я г-ну Клавьеру, — к чему было бы заключать новое? Обстоятельства изменились: я потребовал без обиняков, чтобы мне либо вернули мои ружья
(поскольку у меня были доказательства, что ими не интересуются), либо приняли разумные условия.
Три объединенных комитета и оба министрапредпочли второе решение. Эти новые условия и вошли во второй договор;
следственно, он и должен был быть другим.Господин
Клавьерне сказал больше ни слова.Господин
Дантонспросил меня, может ли правительство быть наконец уверенным в том, что получит эти ружья,
если даст залог?— Да, — сказал я твердо, — если только перестанут бесконечно вставлять нам палки в колеса, как это происходило до сих пор!
Господин
Дантонсказал мне еще:— Допустим, мы внесем залог; кто вернет нам
эти деньги, если голландцы будут упорствовать и не отдадут оружия?— Никто, — ответил я ему, — поскольку вы вовсе и не должны давать денег, а должны только обязаться уплатить известную неустойку, если в означенный срок не пришлете залоговую
распискус пометкой о доставке оружия, как это предусмотрено договором. И, во-вторых, буде Голландские штаты задержат оружие, залог отпадет сам собой: тут все ясно. К тому же, господин
де Мольди я вручим залоговое обязательство, только получив разрешение на погрузку наших ружей.— Но если все так просто, — взял снова слово г-н
Дантон, — почему же вы сами не даете этого залога?— По той причине, — сказал ему я, — что я поставляю это оружие вам, и если после его распределения в наших заокеанских владениях мне не привезут по небрежности или
по злому умыслу залоговую расписку с пометкой о получении его,то, лишенный возможности оказать на вас давление, я, всем на смех, вынужден буду выплатить сам этот залог полностью. Его должен дать тот, кто заинтересован в оружии, кто использует это оружие по собственному усмотрению и один может выдать на своих островах расписку о получении этого оружия освобождающему залог: тогда собственный интерес понуждает его соблюсти точность и
в выдаче расписки о получении.Я прекрасно видел, что министр совершенно не в курсе дела; я сказал ему об этом, он рассердился. Я ответил:
— Господа, если вы желаете получить отчет о моем поведении в этом деле, если вы требуете от меня полного рассказа, ах! я ведь только этого и прошу, у меня с собой все бумаги; рассмотрим их ab ovo, а не выборочно, как вы это делали.
Господин
Клавьеропять стал смеяться; тут я, в свою очередь, рассердился. Он поднялся и сказал, выходя:— Я поручу кому-нибудь проследить за всем в Голландии и сделать нам точный доклад.
А я ответил:
— Вы окажете мне этим честь и удовольствие.
Он вышел, г-н Ролан тоже.
Господин Лебрен настаивал на том, что, поскольку дело о ружьях получило огласку, довести его до конца лучше не г-ну Лаогу, а кому-нибудь другому.