Драматург

Я жестом отослал официантку, потому что у нее был такой вид, будто она собирается позвать полицейских. Мне хотелось протянуть руку, коснуться Энн, но я понимал, что испугаю ее еще больше, поэтому я ждал. Ее плечи содрогались от беззвучных рыданий. Постепенно она успокоилась, взяла салфетку и, начав вытирать глаза, сказала:

– Извини.

Почему я не был одним из тех парней, которые в таких ситуациях вытаскивают белоснежный платок и помогают даме вытереть слезы? Я спросил:

– За что? Тебе плохо – это не преступление.

Она слегка улыбнулась:

– Наверное, я выгляжу ужасно.

В моих глазах? Да ни за что в жизни. Но я оставил эту мысль при себе. У меня родилась куча вопросов, но я проговорил:

– Как насчет кофе? И куска торта? Эй, я знаю, они тут пекут жуткий сырный торт.

Тут Энн взглянула на меня. В тот короткий период, когда мы были любовниками, она после секса обожала выпить горячего какао с куском сырного торта. А я? Испытывал только радость от того, что лежу рядом с ней, только сердцебиение. Она кивнула:

– Кофе бы не помешал. Извини, я выйду, чтобы подправить лицо.

Женщины – они такие. На ваших глазах они умирают от горя, потом идут в дамскую комнату и возвращаются оттуда кинозвездами. А мужики? Ну, они горевать не умеют, если не считать упаковки пива и стакана виски в качестве утешения. Я подозвал официантку. Та неохотно приблизилась, и я спросил:

– Как насчет двух кофе?

Она состроила гримасу человека, готового тебя убить, и пробурчала:

– Сливки?

– Хорошая мысль. Давайте в полном комплекте.

Официантка потопала прочь. Я решил, что она давно уже не перечитывала последние строчки «Дезидераты». Надо будет посмотреть, что говорит по этому поводу мой календарь с пурпурным сердцем. Уж пусть будет что-то стоящее, иначе ему уготована мусорная корзина. Принесли кофе. Хоть я лишь недавно стал экспертом, я сразу понял, что кофе растворимый. Его выдавал запах Неудивительно, что глянцевые журналы печатают статьи про кофеиновых снобов.

Вернулась Энн в обновленном макияже. Но глаза… они не отыскали прикрытия, во всяком случае эмоционального. Она робко улыбнулась, села и произнесла фразу, которая может похоронить любой разговор:

– Ну, Джек, расскажи мне все новости.

Может быть, дело в возрасте, или я стал раздражительным, но мне до смерти надоели болтовня, пустые разговоры, чтобы занять время. Я прямо заявил:

– Кончай с этим дерьмом.

Энн отпрянула, но я еще не закончил:

– Я не видел тебя сто лет, а ты несешь эту вежливую чушь. Тебя явно избили – и что?… Будем говорить о погоде? Кончай с этим, черт побери.

Бог мой. Я надеялся, что официантка не слышит. Энн уже была готова вскочить, затем взяла чашку и отпила глоток Рука у нее слегка дрожала. Она глубоко вздохнула:

– Ты знаешь, я вышла замуж?

Я кивнул, чувствуя глухую тоску в сердце. Мои глаза остановились на ее пальце, на блестящем золотом кольце. Энн бездумно поворачивала его. Из всех путей, которыми следует наш разум, особенно когда ему угрожают, я запомнил один, изложенный моим другом-психом Саттоном. Мы сидели в пабе в Северном Керри, одном из тех старых заведений, где даже в три часа ночи хозяин бросал на стойку ключи и говорил:

– Закройте все, когда закончите, ребята.

Вот-вот, именно такое редкое место, неоценимое сокровище. Я тогда все еще был полицейским и нес службу среди студентов. Я должен был усмирять студентов, разгонять вечеринки, где курили травку, вытаскивать ребятишек из реки – обязанности, которые сводят вас с ума. У меня было два дня выходных, и мы с Саттоном всерьез запили. Под всерьез надо понимать, что пили мы без продыха. Даже во время похмелья. Саттон руководил процессом и как раз наливал две кружки пива, стоя за стойкой. Он поставил кружки, чтобы осела пена, и взял пригоршню яиц, плавающих в какой-то жидкости в сосуде, стоящем на нижней полке.

– Маринованные, чтоб меня украли… наверное, вроде нас. Хочешь попробовать?

Я отказался, так что он съел два яйца, и пока жевал, проговорил:

– Джек, я не рассказывал тебе о мужиках, которые играют со своим обручальным кольцом?

Я помнил, но ответил отрицательно.

Саттон откинул голову назад, сунул целое яйцо в рот и принялся жевать, как лошадь. Сказал:

– Те парни, которые балуются со своим обручальным кольцом, одержимы сексом.

Я не принял его заявление всерьез, пожал плечами, но в последующие годы стоило мне увидеть мужика, крутящего свое обручальное кольцо, как я думал: «Ого!»

Вернемся к Энн, к ее вопросу, знал ли я о том, что она вышла замуж. Еще бы мне не знать. Ответил:

– Да, слышал.

Она направила взор куда-то над моей головой и начала:

– Тим, мой муж, он неплохой человек, но он иногда… выходит из себя.

Я подумал про себя: «Вот как вы теперь это обозначаете». Вслух же произнес:

– Из-за чего?

Она взмахнула рукой:

– Теперь в полиции все иначе, не так, как в то время, когда ты служил, Джек Сегодня почти невозможно быть полицейским. После Эббилары, после того случая, когда учитель убил свою дочь, люди возненавидели полицию. Тима это так злит… что он иногда не сдерживается. Это у него помимо воли.