С другой стороны, списочный состав мотивов-ситуаций, помещенный в книге В. К. Туркина, можно уплотнить. Причем в чрезвычайно большой степени. У известного аргентинского поэта и писателя Х. Л. Борхеса, необыкновенного эрудита в области литературы, есть небольшое — на одну страничку — эссе под названием «Четыре цикла». В нем он пишет: «Историй всего четыре. Одна, самая старая — об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои. ...Вторая история, связанная с первой, — о возвращении. ...Третья история — о поиске. Можно считать ее вариантом предыдущей (! — Л. Н.). ...Последняя история — о самоубийстве Бога. ...Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде»[96]
.Посмотрите, какая здесь высочайшая степень уплотнения и концентрации материала! Конечно же, как уже было сказано, в этом есть очень ощутимая степень произвольности и субъективизма. Некоторые творческие личности последнего обстоятельства не скрывают. Так, известный английский кинорежиссер-постмодернист Питер Гринуэй в одном из своих телеинтервью (канал «Культура», декабрь 2002 г.) сообщил, что для него в искусстве существуют «всего лишь две темы:
— секс и
— смерть».
Правда, добавил он, «можно было бы говорить еще о теме денег, но ее можно связать с одной из двух вышеназванных».
4.3. Мотивы мифологические, фольклорные и религиозные
При всей условности классификации сюжетов по признаку задействованности в них устойчивых сюжетных компонентов — мотивов и ситуаций — в сценарной практике она может быть весьма полезной. Вот как писал об этом в своей книге В. К. Туркин: «Отталкиваясь от некоторых ситуаций, излагаемых Польти, драматург может набрести на интересный замысел, т. е. они могут послужить поводом для создания сюжета...»[97]
.И, действительно, мы знаем много красноречивых примеров (некоторые из них были приведены выше), когда использование «кочующего» мотива приводило к созданию прекрасного произведения.
Особенно плодотворным, как показало время, выглядит обращение драматургов к мотивам мифологическим, фольклорным, религиозным.
Почему?
Не потому ли, что такого рода мотивы изначально были присущи человеческому бытию и сознанию, и потому они продолжают находить безошибочный отзвук в людских сердцах?
Такие изначальные мотивы знаменитый швейцарский психолог К. Г. Юнг (1875–1961) назвал «архетипами».
«
«Четыре истории», о которых писал Х. Л. Борхес в своем эссе, основаны, как вы уже, наверное, догадались, именно на мифологических и религиозных мотивах:
1. «Одна, самая старая — об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои» — это, конечно, оборона и падение Трои, о чем рассказано Гомером в «Илиаде».
2. «Вторая история, связанная с первой, — о возвращении. Об Улиссе (Одиссее — Л. Н.), после десяти лет скитаний... приплывшем к родной Итаке...»
3. «Третья история — о поиске... Это Ясон, плывущий за золотым руном...»
4. «Четвертая история — о самоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять ночей вися на дереве, пригвожденный копьем; Христа распинают римские легионеры»[99]
.Но что такое «миф»?
Термин «миф» (от греч. mythos — сказание, предание) имеет несколько значений. Можно дать, по крайней мере, три понимания этого термина.
а)
б)
в)
Конечно, первое понимание «мифа» едва ли для нас может быть актуальным. Трудно представить современного человека, который считал бы существование Юпитера или Даждьбога реальным.
Зато два других понимания «мифа» широко эксплуатируются в искусстве, в том числе и современном.
Когда Ф. Тютчев в своем стихотворении «Весенняя гроза» писал: