Г о л о с п о р а д и о
Б р у н о
Д р у г а я ж е н щ и н а. О, как все изменится!
Что бы такое сделать? Сейчас, немедленно!
Д е т и
Э р н с т
Г е р т а. Нет.
Э р н с т. Что-то с ней случилось, раз она не пошла в госпиталь.
Г е р т а. Пусть придет ко мне.
Э р н с т. А ты ко мне?
Г е р т а. У тебя же дежурство.
Э р н с т. Именно поэтому.
Г е р т а. Эрнст. Ведь ты будешь стоять на углу и встретишь нас дубинкой.
Э р н с т. Не тебя.
Г е р т а. Сделаешь для меня исключение? Чтобы любить меня, когда вернешься домой.
Э р н с т. Зачем ты так.
Г е р т а. Но ведь это правда.
Э р н с т. Значит, мы должны рассориться из-за политики? Знаешь, меня уже знобит.
Г е р т а. Мне нужно к нашим.
Э р н с т. Ну, иди.
К у н е р т. Поздно, Герта. Перед входом в комитет стоят штурмовики и никого не пускают. А на другой стороне улицы стоят полицейские и наблюдают.
Э р н с т. Гитлер стал рейхсканцлером законным путем.
Г е р т а. Поговори еще о демократии, о серьезных проблемах, о неопровержимых аргументах. Гитлер вам объяснит, что к чему, когда дорвется до власти.
К у н е р т. Некоторые думают, что у него ничего не выгорит.
Г е р т а. Если бы рабочие вышли на улицу, мы бы еще сегодня покончили с этим выродком.
К у н е р т. На улице полно народу, только нас нет.
Ф р е д. Пропустите меня.
Г е р т а. Наш индивидуалист обладает завидным душевным равновесием. Разгуливает себе преспокойно, словно ничего не случилось.
Ф р е д. В конце концов, должен же я что-то есть. А вы что делаете на лестнице? Теперь, наверно, каждый будет обязан отчитаться в своих поступках.
Г е р т а. И торговать идеалами вразнос, от двери к двери, и при этом шепотом жаловаться, что мир непостижим. «Человеку дано лишь мечтать о своем предназначении».
Ф р е д. Что-то знакомое.
Г е р т а. Я прочла это на клочке бумаги, который выудила из твоей мусорной корзины.
Ф р е д. Да, из этого у меня ничего не вышло.
Г е р т а
Ф р е д. Не заводи меня! Я сыт по горло. Еще слово, и меня стошнит всеми высокими фразами, которые я проглотил. «Германия, пробудись!» Как наш Бир в своей лавке с гробами. Германия — разве это не Фауст? Не Гельдерлин? «Скрипят на ветру немые холодные флаги!» Пока они в бессилии не поникнут над окровавленными человеческими останками. Перед входом в партийный комитет стоят штурмовики с кинжалами. И с пистолетами в карманах.
К у н е р т. Я пробрался во двор, но сделать ничего нельзя, все закрыто, кроме окна клозета.
Э р н с т. Думаешь, кто-нибудь через него проберется? Штурмовики только того и ждут.