Драматургия в трех томах. Том третий. Комедии

ЖЕНЕЧКА. Задавал!

ГУРЬЯНОВ. Правильно, то есть ты меня провоцировал!

ШАРОВСКИЙ. Ну, хватит! Антисоветские разговоры можно слушать и не пресекать, а можно сразу брать и…

ЖЕНЕЧКА. Стучать!

ШАРОВСКИЙ. Ну, не надо. Зачем же так! Писать! Писать, куда следует. А ты не сделал ни того ни другого.

ЖЕНЕЧКА. И вот что я вам скажу, Анатолий Борисович, в одном я прав: я слушал, а вы – нет.

ШАРОВСКИЙ. Ну, я тоже случайно… послушал.

ЖЕНЕЧКА. Но ни перед кем, ни перед вами я отчитываться не собираюсь. И эта ваша заграница мне не нужна. В гробу я вас видал. В белых тапочках.

ШАРОВСКИЙ. Где он меня видал?

ЖЕНЕЧКА. В гробу!

ШАРОВСКИЙ. В чем это я там?

ГУРЬЯНОВ. В чем, Жень?

ЖЕНЕЧКА. В белых тапочках с синей каемочкой. Ваш динамовский…

ШАРОВСКИЙ. Вот, вот так вы все и перекурочили! Вы во всем белом. А я в полном де… динамовском обличье. Молодцы, молодцы мужики! Ну, Ларкин, мы об этом с тобой в другом месте поговорим. (Подсаживается к Гурьянову.) Так, ну, вернемся к нашим баранам… ой, то есть к хоккеистам. Звонил в Москву Кувшинникову. Напоролся на Фагеева. Разговаривал с Яковенко. Они в курсе всех наших дел.

ГУРЬЯНОВ. Ну и что Кувшинников с Яковенко?

ШАРОВСКИЙ. Как что? Втык мне делали.

ГУРЬЯНОВ. За Кубарева?

ШАРОВСКИЙ. За вас за всех. За тебя, Николай Михайлович, в первую очередь. Спрашивал, куда Гурьянов смотрит.

ГУРЬЯНОВ. Ты б объяснил: на лед.

ШАРОВСКИЙ. И что там?

ГУРЬЯНОВ. Там хоккей… Игра такая! С палками и резиновым кружочком.

ШАРОВСКИЙ. Вот ты, Николай Михайлович, и признался…

ГУРЬЯНОВ. В чем?

ШАРОВСКИЙ. В том, что, кроме игры, ничего не видишь. А они там в Москве не только игру видят, не только!

ГУРЬЯНОВ. Что же еще?

ШАРОВСКИЙ. Все.

ГУРЬЯНОВ. Что все?

ШАРОВСКИЙ. В общем, так, Николай Михайлович: раз ты от Кубарева ничего не добился, сегодня Кубарев на лед не выйдет.

ГУРЬЯНОВ. Как это не выйдет, как это… Хочешь, чтобы мы проиграли? Без Кубарева мы проиграем, неужели вам непонятно?

ШАРОВСКИЙ. Кубарев на лед с крестом не выйдет!

ГУРЬЯНОВ. Состав команды я решаю!

ШАРОВСКИЙ. Вот и решайте… Я вам дал возможность решать! А вы ничего не решили! Кто отвечает за воспитательную работу? Старший тренер! А если он не может справиться со своим подопечным, мы ему поможем. И мы кое-что поможем решить…

ГУРЬЯНОВ. Ты… вы как со мной разговариваете?

ШАРОВСКИЙ. Как начальник команды. Как руководитель нашей спортивной делегации.

ГУРЬЯНОВ. А я как старший тренер вам говорю: Саша Кубарев – мозг и нерв команды. У него сильный бросок от синей линии – вон, даже ихняя желтая пресса и то в нашем деле понимает!

ШАРОВСКИЙ. А я что, возражаю, чтобы он выступал? Я не возражаю, чтобы он выступал. Я сам спортсмен. У меня шестое место было в Москве… по пинг-понгу. Среди мальчиков. Но я настаиваю… Даже не я, а Кувшинников и Яковенко… Пойми, Николай Михайлович, Москва настаивает, чтобы Кубарев снял этот свой крест, и немедленно!

ГУРЬЯНОВ. Между прочим, это его личное дело.

ШАРОВСКИЙ. Он что – верующий?

ГУРЬЯНОВ (лукаво). Да! Представьте себе, да! Верующий! А мы должны уважать чувства верующих!

ШАРОВСКИЙ. Верующий хоккеист – такого не бывает!

ГУРЬЯНОВ. А вот случилось вдруг такое… и что? Что теперь делать?

ЖЕНЕЧКА. То-то сегодня утречком, когда прогулка по городу была, Кубарев мне: «Зайдем?» – говорит… и этак за рукав тянет. Куда, я сам сразу не понял. Домик такой аккуратненький, чистенький. Зашли – оказалось, церковь. Католическая, правда. Но церковь.

ШАРОВСКИЙ (в потрясении). Ну, и… как он там себя вел?

ЖЕНЕЧКА. Обыкновенно. Как себя в церкви ведут? Постоял, свечку зажег и отвалил.

ШАРОВСКИЙ. Ну, все… Спасибо, что сообщил. Ну, все.

ГУРЬЯНОВ. Что все?

ШАРОВСКИЙ. Кубарев больше не выездной. И ты, Женечка, боюсь, тоже будешь вместе с ним!

ЖЕНЕЧКА. Но почему я? Почему я?

ШАРОВСКИЙ. Все, я ушел. Звонить в Москву.

ГУРЬЯНОВ. Погоди! Сейчас вместе еще раз с Кубаревым поговорим! (Выйдя к бортику.) Кубарев! Сюда!

Снова влетает в раздевалку хоккеист Кубарев, снова в коньках по ковру.

КУБАРЕВ. Ну, чего?

ШАРОВСКИЙ. Присядьте.

Кубарев стоит, тяжело дыша.

ГУРЬЯНОВ. Присядь, Саша. Сказано, присядь – значит, присядь.

Кубарев падает в кресло.

ШАРОВСКИЙ. Послушайте, Кубарев, зря вы так тут упорствуете… Хотите, чтобы я вас к чертовой матери… то есть в Москву отправил? Я это сделаю! Ни на что не посмотрю, отправлю сегодня же, сейчас же!

ГУРЬЯНОВ. Матч отыграешь, Саша, и сегодня же, вечерним рейсом…

ШАРОВСКИЙ. Подожди, Николай Михайлович, сейчас я с ним разговариваю!