Драмы

10(75). Я встретился с поэтом Софоклом на Хиосе, в то время, когда он в качестве стратега плыл на Лесбос; был он за вином любителем шуток и занимательным собеседником. Его хозяином был Гермесилай, его личный друг и проксен афинян. И вот, когда отрок — виночерпий стоял у огня ... Софокл заметил своему соседу:

— Как хорошо сказал Фриних:

Опять на пурпурных ланитах свет любви пылает.

Ему, однако, возразил какой-то эретриец, школьный учитель:

— Сам ты, Софокл, поэт хороший, но все же Фриних не совсем удачно назвал ланиты красавца "пурпурными". Ведь если бы живописец раскрасил пурпуровой краской щеки этого мальчика, он вовсе не показался бы нам прекрасным. Не следует, значит, сравнивать прекрасное с тем, что не прекрасно.

Софокл улыбнулся на замечание эретрийца и сказал:

— Значит, тебе не нравится и слово Симонида, пользующееся большим успехом у эллинов:

...дева песнь
Звонкую льет из уст пурпурных, теша нас,

да и тот другой поэт, что назвал Аполлона "златокудрым"; ведь если бы живописец изобразил кудри Аполлона не черными, а золотыми, он этим испортил бы всю картину. Не одобришь ты и "розоперстой"; ведь если кто окрасит пальцы в цвет розы, он представит нам руки красильщика, а не прекрасной женщины. Тут все рассмеялись; эретриец нахмурился после этого урока.[565]

11(61). Еврипид — Софоклу.

Донеслась в Афины, Софокл, весть о случившемся с тобой во время плавания в Хиос несчастье; весь город дошел до того, что враги горевали не меньше друзей. Я убежден, — лишь благодаря божественному провидению могло случиться, что в таком большом несчастье и ты спасся, и никого из сопровождавших тебя твоих близких и слуг не потерял. Что же касается беды с твоими драмами, то в Элладе ты не найдешь никого, кто бы не считал ее ужасной; но раз ты уцелел, то она легко исправима. Смотри же, возвращайся поскорее целый и невредимый, и если сейчас тебе в плавании плохо от морской болезни или, ломая тело, досаждает холод, или кажется, что будет досаждать, тотчас спокойно возвращайся. Дома же, знай, все исправно, и все, что ты наказывал, исполнено. Приветствуй Хионида и Лапрепа и передай им, что мы ничуть не меньше радуемся тому, что и они спаслись. Если в Хиосе ты еще застанешь врача Антигена, и он не укатил куда-нибудь на Родос, то передай ему привет и имей в виду, что он и сыновья Кратина — это лучшие из мужей.[566]

12(165). Третий способ снять обвинение состоит в том, что поступок совершен по ошибке или в результате несчастного случая, или по необходимости. Так, Софокл сказал, что не потому де дрожит, что, как сказал обвинитель, хочет уподобиться дряхлому старику, а по необходимости; ведь не по собственной воле ему восемьдесят лет.[567]

13(54). Говорят, Софокл, услышав, что скончался Еврипид, во время предварительного показа драмы сам вышел вперед в черном гиматии, а хор и актеров вывел неувенчанными, и народ плакал.[568]

14(57). Софокл, трагический поэт, услышав, что в Македонии скончался Еврипид, сказал: "Погиб оселок для моих стихов".[569]

15(81). Софокл писал трагедии до глубокой старости. Так как усердие его было столь велико, что он, казалось, оставляет в небрежении свое имущество, сыновья вызвали его в суд, чтобы судьи отстранили Софокла словно безумного от владения домашним имуществом. Ведь по нашим обычаям принято запрещать родителям распоряжаться домашним хозяйством, если они плохо ведут его. Тогда, рассказывают, старик продекламировал судьям то сочинение, которое держал в руке и только что написал, — "Эдипа в Колоне", — и спросил, неужто такое сочинение может принадлежать безумцу. После того, как он закончил чтение, по решению судей был освобожден от обвинения.[570]

16(82). Многие говорят, что Софокл, стремясь избежать обвинения в безумии, прочитал парод из "Эдипа в Колоне", начинающийся со слов: "В землю гордых коней, мой гость, ты пришел..." Стихи эти вызвали такое восхищение, что его проводили из суда, словно из театра, рукоплесканиями и восторженными возгласами.[571]

17(83). Поэт Софокл, ровесник Еврипида, переживший его, — ведь он дожил до глубокой старости — сподобился быть обвиненным собственным сыном, будто бы на старости лет выжил из ума. Тогда, рассказывают, он достал своего "Эдипа в Колоне" — лучшее из всего, что написал и как: раз только что закончил, — прочитал его судьям и не привел в свою защиту никаких более сильных доводов. Пусть смело обвиняют его в слабоумии, если сочинение старика не понравится. Здесь, насколько мне известно, все судьи встали перед таким поэтом, принесли ему высшие похвалы за остроумие в защите, великолепие трагедии и ушли не раньше, чем обвинив в слабоумии самого обвинителя.[572]