Драмы

Коновалов. Ничего.

Екатерина Михайловна (устало). Ну хорошо. Уйду. Ты прав, надо... Надо уходить.

Коновалов. Илюшу...

Екатерина Михайловна. Да-да. Сейчас Илюша придет. Коновалов. А ты... скорей...

Смолк оркестр.

Екатерина Михайловна (встала) Ты жестокий. Наверно, там... отняли у тебя сердце. (Медленно пошла к дверям). Я тебе... сына... Родила. Вырастила. Сохранила. Прощай.

Стук в дверь.

Прощай. (Открыла дверь).

Входит Рублев.

(Отпрянула). Зачем?

Коновалов. Ну, в вестибюле заждался, прискучило... (Протянул руку). Здорово, Рублев!

Рублев (тихо). Здравствуй, Василий Фролович.

Коновалов. Так что же — завтра эвакуируешься?

Рублев. Да, есть решение Военного совета. Со всем заводом.

Коновалов. Ис семьей?

Рублев (тихо). Да.

Коновалов. С чьей же семьей?

Рублев молчит.

С моей семьей?

Рублев. Василий Фролович...

Коновалов. Не торопись говорить, торопись слушать, друг ты мой испытанный...

Екатерина Михайловна (устало). Зачем? И так все страшно, так бесконечно страшно...

Коновалов. Друг не испытанный, что орех не расколотый... Иные, малодушные, отвернулись, а ты, Рублев, нет, ты пришел в тот же день, да? Руку дал, слова сказал какие надо — к прискорбному случаю. Так ведь было всё?

Рублев молчит.

Мальчонку пожалел. Словом, подошел не формально. Теплом дохнуло. Ну что ж? Ценю. Без напасти друга и не раскусишь. И Екатерина Михайловна оценила.

Рублев (так же тихо). А я тебе друг, Василий Фролович, что бы ни было меж нами...

Коновалов. Недруг бы разве так утешил? Зато и отблагодарили тебя, жалостливого. Зато и семью — тебе. Сына — тебе. (Усмехнулся). Как говорится, пожал, где не сеял.

Снова заиграл оркестр.

Екатерина Михайловна (Рублеву). Надо идти! Коновалов (кивнул). Пора.

Рублев. До свиданья, Василий Фролович. (Пошел. Остановился). Василий Фролович... Екатерина Михайловна была очень несчастна, я — одинок. Жена моя ушла, ты знаешь. Женщины меня никогда по-настоящему... как тебя... не любили.

Екатерина Михайловна. Не надо...

Коновалов. Скромничаешь. Похвально.

Рублев. Нет. Не обольщался я насчет себя никогда, Василий Фролович. И... и судьбу отношений наших с Екатериной Михайловной... если не во всем, то во многом... в очень многом... решила не ко мне любовь — к Илюше. Что ж, хотела Екатерина Михайловна облегчить ему вступление в жизнь и...

Коновалов. Благородно, как благородно выражаешься, Рублев! И вообще — как все изящно и благородно. (Екатерине Михайловне). Изменила из любви к сыну! Исключительно! Где это я читал, у Ги де Мопассана, что ли? (Бешено). Так вы что же, черт вас подери, Илюшку фамилии моей лишили?

Входит Илюша.

Илюша. Можно? (Поправив очки, оглядывает номер). Здесь остановился товарищ... (Увидел Екатерину Михайловну). Мама, а где... (Увидел Коновалова). Папа! (Бросился к отцу). Папа!

Екатерина Михайловна (Рублеву). Пойдем.

Рублев, кивнув, уходит. Взглянув на отца и сына, медленно уходит Екатерина Михайловна. Пауза.

Илюша (тихо). Как я ждал тебя, папа. Как ждал. Как верил, что ты вернешься, не можешь не вернуться. И в тебя я верил, папа, больше, гораздо больше, чем в себя. И... тысячной секунды не сомневался в тебе, папа...

Коновалов (глухо). Илюшка, дурачок ты мой...

Илюша. Постарел ты чуть-чуть, но ведь не изменился, да?

Коновалов. Каким вошел, Илюшка, таким вышел... (Неожиданно). А паспорт? Паспорт ты получил?

Илюша. Еще в прошлом году...

Коновалов. На чью фамилию паспорт?

Илюша (тихо). Коновалов я, папа. Коновалов Илья Васильевич. И паспорт на имя Коновалова Ильи Васильевича. Разве бы я мог иначе? А ты думал...

Коновалов. Так и думал. И я ведь в тебя верил, Илюша.

В дверях появился Батенин. В руках у него подушка. С изумлением смотрит на Коноваловых.

Батенин. Простите, я, кажется, не в тот номер...

Троян (выходит с телефоном в руках). В тот, тот. Отоспались в бомбоубежище? (Включил аппарат). А где... Екатерина Михайловна?

Коновалов молчит.

Знакомьтесь. (Поглядел на Коновалова, потом на Батенина, засмеялся). Двое... с того света.

Коновалов и Батенин здороваются.