Читаем Драмы полностью

Анечка. Ха-ха. Помните? Ха-ха. На переговорную полетел скорей... Еще в Петергофе не терпела. Братик. Карьеристы несчастные, людям жизнь отравляют. Вы сами меня давеча учили, Костик. Сделайте что-нибудь. Совершите что-нибудь. Вот я сделаю, вот я совершу. (Плачет). Ведь какой ни на есть, а мой, мой. Волевой командир, вся база скажет. Что решил — узлом завязал, не то что некоторые, не про вас, не обижайтесь, а можете обижаться, сейчас мне все равно. Костик, вы на меня не сердитесь, я сегодня как хмельная, что на уме, то и несу, разыщите его, помогите, ведь из-за вас, ради вас. Вас бы судили, Костик. Он бровью не шевельнул, берет на себя, волевой. «Да» так «да», а «нет» так «нет»... (Плачет). Только не зажигайте света. Когда вы наконец оденетесь, сколько можно, не на фестиваль же, господи! Только не зажигайте света, слышите вы, не зажигайте. (Рыдания).

Часовников. Анечка, я готов.

На мгновение ночник-сова включается, чтобы осветить одетого Часовникова и горько плачущую Анечку.

Часовников (Грустно). Я готов.

Гаснет свет.

...Опять восьмой километр. В странном лиловом свете, излучаемом торшером, гости Маши. Алеша из ансамбля, лет тридцати, в хорошем штатском костюме, с полным красивым лицом, поет, сам себе мечтательно аккомпанируя на гитаре. Сослуживица Маши — рыжая, немолодая, не выпускающая изо рта папиросы, говорит басом, но всякий раз в разной интонации. Куклин, Платонов. По одну руку от него — Маша, по-другую — Леля.

Алеша из ансамбля (поет).

Быстро, быстро донельзя

Дни бегут, как часы, дни бегут, как часы,

Лягут синие рельсы от Москвы — до Чунци,

От Москвы до Чунци...

Маша (шепотом, Платонову). Харбинская, белые эмигранты пели.

Леля (шепотом). А чего хорошего?

Куклин. Тс-с.

Алеша из ансамбля.

И взлетит над перроном,

Белокрылый платок, белоснежный платок,

Поезд дрогнет, вагоны

Отойдут на Восток,

Отойдут на Восток...

Будут рельсы двоиться

Много суток подряд,

Много суток подряд,

Меж восторгом границы и уклоном утрат...

Уклоном утрат...

Сослуживица с папиросой. Какая прелесть!

Алеша из ансамбля.

Закрутит, затоскует колесо на весу,

Колесо на весу,

Твой платок с поцелуем я с собой унесу,

Навсегда унесу.

Отзвучит перекличка

Паровозных встреч, паровозных встреч,

Зазвучит непривычно иностранная речь,

Незнакомая речь.

И один в те часы я передумаю вновь,

Перечувствую вновь,

За кордоном — Россия,

За кордоном — любовь.

Аплодисменты. Маша вскакивает, рывком распахивает окно.

Ветер, метель, луна. Все, кроме Платонова, вскочили, кинулись к Маше. Куклин взял ее за плечи, усадил на место.

Куклин. Все пройдет, пройдет и это, сестричка.

Маша (виновато поглядела на Платонова, тихо). Чужое, а щемит? Правда, Саша? (Платонов молчит). Про тоску, оттого? (Платонов молчит). Про тоску ну вот не могу слушать.

Сослуживица с папиросой (утирая слезы, восторженно смотрит на Машу). Какая прелесть!

Леля. Колесо на весу — это про меня.

Куклин. А я так и понял.

Маша (Платонову). Хочешь, я их всех выставлю? (Платонов пожимает плечами). Кому чаю, кому кофе?

Куклин. Лично мне коньячку.

Маша (Сослуживице с папиросой, сухо). Поможешь. (Вместе с ней уходит).

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги