Драмы

Белокопытов (сердито). Да погодите, какой вы... непримиримый Мирабо! (К Витте). Сергей Юльевич, не такое нынче время, чтобы нам вражду затевать. Слов нет, охоч господин Петрункевич до красного словца, да ведь по нынешним временам оно и в жилу. Красное словцо — не красный цвет, Сергей Юльевич...

Пауза.

Витте. Вы хотите, господа, чтобы я взял на себя огромную ответственность? Хорошо. Пусть будет Петрункевич.

Петрункевич подходит к Витте и благодарно трясет ему руку.

Но позвольте, господин Петрункевич! Где ваши белые перчатки?..

Петрункевич (растерянно). Белые перчатки?! Я... а мне не сказали...

Витте (холодно). Как же вы, господин Петрункевич, предполагали представиться царю? Господа, разве вас не предупреждали, что необходимо быть в белых перчатках?

Белокопытов. Как же-с!.. (Вытягивает руку в белой перчатке, остальные депутаты следуют его примеру).

Петрункевич (гордо). Я могу уйти!

Скреблов. Я вас выручу, господин Петрункевич. (Подзывает лакея, недвижно стоящего у дорожки). Голубчик, одолжи-ка барину свои перчатки. (Не ожидая ответа, стягивает с рук лакея белые перчатки). Пожалуйте, господин Петрункевич!

Петрункевич благодарно трясет руки Скреблову, с трудом натягивает перчатки.

Спасибо, братец!

Из внутренних покоев появляется гофмейстер.

Гофмейстер. Его императорское величество государь император!

Распахивается дверь. Входит Николай И. Депутаты склоняют головы. Молчание. Николай остановился и ждет.

Петрункевич. Ваше императорское величество! Смута и крамола охватила все государство. Крайние революционеры возбуждают одну часть населения против другой, они натравливают народ на помещиков, на фабрикантов. После Мукдена и Ляояна, после Порт-Артура и в особенности после Цусимы...

Николай сердито морщится.

...народ подозревает изменников решительно во всех: и в генералах, и в советчиках ваших, и в нас, и во всех «господах» вообще. Вот грозная опасность, требующая единения сил, ваше императорское величество! (Замолчал, низко опустив голову).

Белокопытов. Крамола, ваше величество, наш враг, как и ваш. Успокоить народ надобно, от крайних революционеров его оторвать, ужасы революции предупредить... А то как во Франции будет, а то и похлеще... Оторвать бы народ от крайних, выборных созвать, ваше императорское величество... (Замолчал, склонив голову).

Николай (подернул плечом, вынул бумагу из кармана, читает без всякого выражения). «Благодарю вас, господа, я рад был выслушать вас. Отбросьте ваши сомнения. Моя воля, воля царская... (остановился. Посмотрел на Витте, Витте сделал шаг вперед, умоляюще посмотрел на него. Неловкая пауза. Откашлялся, заканчивает) созвать выборных от народа — непреклонна». (Спрятал бумагу).

Депутаты молча кланяются. Царь, кивнув головой, покидает зал. Все провожают его в молчаливом и почтительном поклоне. Около Витте он задерживается.

(Тихо). Трепов прав. И тех и других. (Уходит).

За ним гофмейстер двора.

Петрункевич. Новая эра, господа! И эта царственная уверенность. «Моя воля — созвать выборных от народа — непреклонна». Эпос, господа!

Белокопытов. Венценосец-с! (К Витте). Правду-матку его величеству резали, а будто бы без обид обошлось, доволен остался, а?

Витте (задумчиво). Дворянство не хотело делить пирога с буржуазией, буржуазия — с дворянством, а пока подобрался к пирогу зверь, который не остановится перед тем, чтобы проглотить и тех и других. Он сломал прутья клетки, вырвался на улицу, он ревет во всю мочь, он страшен, господа, и численностью и, главное, тем, что терять ему нечего. А нам, господа, есть что терять. (Резко). И вам, господин Петрункевич, пора перестать салфетками махать на банкетах. Или отдать страну на растерзание стихийным силам, главарям революционной улицы, или смело стать во главе охватившего страну движения — в этом отныне я вижу вашу историческую миссию, господа!..

Петрункевич. Мы исполним наш долг до конца.