Читаем Драмы. Басни в прозе полностью

Филот. Не спорю, мой отец обнажил меч первым. Но разве пожар возникает лишь тогда, когда яркое пламя уже взмывает из-под крыши? Есть ли на свете человек, достаточно терпеливый, кроткий, невосприимчивый, чтобы не ожесточиться из-за постоянных мелких обид? Подумай — раз уж ты изо всех сил вынуждаешь меня говорить о делах, которые мне не по разуму, — подумай, как надменно, как пренебрежительно ты ответил ему, когда он… Нет, ты не должен принуждать меня, я не хочу говорить об этом! Наша вина и невиновность всегда относительны, мы для всего умеем находить оправдание. Лишь безошибочному взору богов предстаем мы такими, как есть, лишь они властны судить нас. Однако боги — и тебе известно это, царь, — вершат свой суд мечом того, кто отважней. Выслушаем же кровавый приговор судьбы! Почему мы малодушно пытаемся уйти от ее высшего суда к низшему, земному? Неужели наши руки так обессилели, что им на смену придут лукавые языки?

Аридей. Царевич, я слушаю тебя с изумлением…

Филот. Увы! С изумлением можно слушать и женщину.

Аридей. С изумлением, царевич, и не без огорчения! Судьба уготовила тебе венец. Тебе, именно тебе, вверено благоденствие целого народа, могучего и благородного. Какое страшное будущее приоткрывается моему взору! Ты увенчаешь свой народ лаврами и ввергнешь его в пучину бедствий. У тебя будет больше побед, чем счастливых подданных. Благо мне, что дни мои прервутся раньше, чем твои, но горе моему сыну, моему честному сыну! Ты навряд ли позволишь ему хоть на минуту снять панцирь.

Филот. Успокой в себе отца, о царь! Я позволю твоему сыну нечто гораздо, гораздо большее.

Аридей. Гораздо большее? Объяснись.

Филот. Разве я говорю загадками? О, не требуй, царь, от такого юнца, как я, лишь обдуманных и взвешенных слов. Я хотел сказать одно: плод нередко бывает совсем иным, чем обещает цветок. Женственный царевич — так учит меня история — часто становится воинственным царем{17}. Почему со мной не может случиться обратное? А может быть, я имел в виду, что мне еще предстоит долгий и опасный путь к трону. Кто знает, дадут ли мне боги завершить его? Пусть не даст мне завершить его отец богов и людей, если он провидит, что в будущем я стану расточителем самого дорогого, что он доверил мне, — крови моих подданных!

Аридей. Да, царевич, что такое царь, если он не отец! Что такое герой, если в нем нет любви к людям! Теперь я вижу, что она в тебе есть, и я вновь и безраздельно твой друг. Но идем, идем, нам не следует оставаться наедине: мы слишком строги друг к другу. Следуй за мной!

Филот. Прости, царь…

Аридей. Не упорствуй.

Филот. Как! Предстать пред людьми таким, как я есть?

Аридей. Почему бы нет?

Филот. Не могу, царь, не могу.

Аридей. По какой причине?

Филот. О, эта причина! Ты рассмеялся бы, узнав о ней.

Аридей. Тем более поведай ее мне. Я — человек, поэтому охотно и плачу и смеюсь.

Филот. Ну, так смейся! Видишь ли, царь, у меня нет меча, а без этого отличительного признака воина мне не хочется появляться среди воинов.

Аридей. Я не смеюсь, а радуюсь. Я предвидел это, и твое желание будет тотчас же удовлетворено. Стратону дан приказ вернуть тебе твой меч.

Филот. Тогда подождем его здесь.

Аридей. Но потом ты все же пойдешь со мной?

Филот. Потом я последую за тобой по пятам.

Аридей. Прекрасно! Вот и он сам! Ну, Стратон…

Явление восьмое

Стратон с мечом в руках, Аридей, Филот.

Стратон. Царь! Я нашел воина, который взял царевича в плен. От твоего имени я приказал ему вернуть меч, но послушай, как благородно отказал мне этот смельчак. «Царь, — ответил он, — не должен отбирать у меня меч. Это хороший клинок и еще послужит ему. Кроме того, я хочу сохранить память о своем подвиге, Клянусь богами, свершить его было нелегко! Царевич — сущий маленький демон. Но, может быть, для вас все дело в дорогой рукояти?» И с этими словами, он, прежде чем я успел помешать ему, сильными руками отвернул рукоять и с презрением бросил ее к моим ногам. «Вот, бери, — добавил он. — К чему мне ваше золото?»

Аридей. О Стратон, этого человека надо примирить со мной.

Стратон. Это уже сделано. А вот один из твоих мечей.

Аридей. Дай сюда! Согласен ты принять его, царевич, взамен утраченного?

Филот. Позволь взглянуть. (В сторону.) Ха! Благодарю вас, боги! (Долго и сосредоточенно рассматривает оружие.) Меч!

Стратон. Разве мой выбор плох, царевич?

Аридей. Чем заслужил клинок столь пристальное внимание?

Филот. Тем, что это клинок! (Овладевая собой.) И хороший клинок. Я не прогадаю на обмене. Меч!..

Аридей. Ты дрожишь, царевич?

Филот. От радости. При всем том, он кажется мне коротковатым. Но что значит коротковат? Один лишний шаг к врагу возместит то, чего недостает стали{18}. Милый меч! Какая это прекрасная вещь и для забавы и для дела! Я никогда не играл ничем иным.

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия первая

Махабхарата. Рамаяна
Махабхарата. Рамаяна

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.Вступительная статья П. Гринцера.Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Мифы. Легенды. Эпос

Похожие книги

Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй
Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй

«Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй» — это очень веселая книга, содержащая цвет зарубежной и отечественной юмористической прозы 19–21 века.Тут есть замечательные произведения, созданные такими «королями смеха» как Аркадий Аверченко, Саша Черный, Влас Дорошевич, Антон Чехов, Илья Ильф, Джером Клапка Джером, О. Генри и др.◦Не менее веселыми и задорными, нежели у классиков, являются включенные в книгу рассказы современных авторов — Михаила Блехмана и Семена Каминского. Также в сборник вошли смешные истории от «серьезных» писателей, к примеру Федора Достоевского и Леонида Андреева, чьи юмористические произведения остались практически неизвестны современному читателю.Тематика книги очень разнообразна: она включает массу комических случаев, приключившихся с деятелями культуры и журналистами, детишками и барышнями, бандитами, военными и бизнесменами, а также с простыми скромными обывателями. Читатель вволю посмеется над потешными инструкциями и советами, обучающими его искусству рекламы, пения и воспитанию подрастающего поколения.

Вацлав Вацлавович Воровский , Всеволод Михайлович Гаршин , Ефим Давидович Зозуля , Михаил Блехман , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Проза / Классическая проза / Юмор / Юмористическая проза / Прочий юмор