Драмы и комедии

У меня есть немного хлеба. (Вынимает из лоскутьев кусок хлеба и делит на троих.) Рада видеть людей в своем доме.

М и р и а н. Сто лет не ел домашнего хлеба. Дай тебе бог, мамаша. Какой вкусный хлеб ты печешь.

Н а д е ж д а. Вот до войны ты бы попробовал моего хлебушка… А теперь… Вместо соли слезы подмешиваю…

М а й я. Слезы матери хлебу не во вред.

М и р и а н. Я только теперь понял, в чем самое большое счастье для человека… В кусочке теплого домашнего хлеба.

М а й я. Почему человек должен винтовкой защищать это счастье? (Задумалась.)

В а л и к о. Мамаша, как вы узнаете время по этим часам, они ведь без стрелок?!

Н а д е ж д а. Кому нужно это время? А часы мне тут тикают. Ладно так, хоть с ними иногда поговоришь. Тикают, бормочут, все-таки какой-то звук в доме.

В а л и к о. Мамаша, а где ваши родные?

Н а д е ж д а. Как началась война, сыновей сразу в армию взяли. Невестка — медсестра, она тоже с ними ушла. Пять месяцев ничего о них не знаю — живы, нет ли…

М и р и а н. Живы, живы. Письмо-то прислать они сейчас не могут!

Н а д е ж д а. Дай бог тебе здоровья.

Слышен лай собаки. Ребята схватились за автоматы.

Во всем селе одна эта собака осталась. Остальных фрицы поубивали. Не бойтесь, она лает даже на собственную тень.

В а л и к о. Что у вас делается сейчас в деревне, мамаша?

Н а д е ж д а. Да чему хорошему быть при немцах…

Вдруг раздается душераздирающий вопль: «Хайль Гитлер! Смерть всем! Тррр!»

В доме насторожились.

На авансцене появляется босая, растрепанная и оборванная  д е в у ш к а. Она то смеется, то плачет, то поет, то танцует, то вдруг грозит кому-то. Девушка замерла, с испугом уставилась на что-то. Вдруг упала точно подкошенная, потом села и поползла назад, вновь уставилась на что-то, замахала руками над головой и закричала: «Нет! Нет! Нет! Люди, помогите!» Повалилась на спину, раскинула руки. Некоторое время лежит неподвижно; вскочила словно кошка, что-то вскрикнула, странно засмеялась, затанцевала, резко села, тотчас вскочила и вытянула руку в фашистском приветствии, пошла чеканя шаг и выкрикивая «Хайль Гитлер! Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!»

М а й я. Кто это?

Н а д е ж д а. Да наша девчонка, деревенская… Была красавица, умница… Шестнадцать лет всего… Фашисты испортили… целая рота… Чтоб им гореть вечным огнем на том и на этом свете!

М а й я. Несчастная.

Н а д е ж д а. С тех пор она что живет, что не живет… Ходит по ночам, кричит… Эх, люди, люди, до чего докатились! А может, мы сами во всем этом виноваты?

М и р и а н. Может быть.

Н а д е ж д а. Эх вы, пороть вас мало!

Ребята с удивлением смотрят на нее.

Почему ушли наши? На кого нас покинули? Только на бога теперь и надеемся… Сами удрали, а нас бросили!.. Не обижайтесь, ребятки. Иногда такая злоба берет, что готова кричать на весь белый свет. Ну ладно. Поспите немного. Девушку я с собой положу. (Указывает Майе на другую комнату. Мириану.) Пойдем, принесем сено для вас. Коровы все равно нет, не для кого хранить. (Выходит с Мирианом.)

М а й я  идет к раненому. Н а д е ж д а  и  М и р и а н  вносят сено, завернутое в плащ-палатку.

М и р и а н. Вот господь бог учит: потом своим добывай хлеб свой насущный.

Н а д е ж д а. Да, сынок! Господь мудр, надо слушаться его. (Вглядываясь в Мириана.) Ты сейчас похож на Христа… Да, очень похож…

В а л и к о (с улыбкой). Христос-комсомолец!

Н а д е ж д а. Хорошие вы, ребятки. Сейчас молодежь пошла, не верит ни в бога, ни в черта, поэтому и отяжелела земля от греха. И война оттого началась. Все вы такие теперь стали ученые, бог вам не нужен. Ученье свет… А без веры тоже нельзя… Один сатана ни во что не верит… Если душно, откройте ставни, не бойтесь. Я посторожу.

В а л и к о. Спокойной ночи, мамаша!

Надежда кивнула.

М и р и а н. Как вас зовут, мамаша?

Н а д е ж д а (махнув рукой). Надя. Надежда Григорьевна Фиалкова. (Вышла.)

М и р и а н. Лучше откроем ставни. (Открывает.)