Б е с а в к и н
В е р е ж н и к о в все с той же колючей улыбкой смотрит на друга.
В е р е ж н и к о в. Между прочим, нельзя ли ближе к теме?
Б е с а в к и н. Говорю тебе, Фролов — друг, брат! — уже не ручается за него. Мы уже дымимся, Коля.
В е р е ж н и к о в. Я не знаю, что придумал бы в таком случае не такой лопух, как я, а настоящий разведчик… Мне же приходит одна только идея: скорей бы унести отсюда ноги!
Б е с а в к и н. Фролов говорит, Радеев может продать нас каждую минуту.
В е р е ж н и к о в. Сын человеческий… Ладно, беру его на себя. Если еще успею.
Б е с а в к и н. А может, лучше я?
В е р е ж н и к о в. У тебя — Алена, жена. Чудо твое законное.
Б е с а в к и н. Я запомню это, Коля.
Д о р м. Извините за опоздание.
А н б е р г. Разлагающее влияние среды?..
Д о р м. Если угодно, да.
А н б е р г. Садитесь, Эрих.
Д о р м. Я отравлен…
А н б е р г. Что-о?!
Д о р м. Я отравлен калорийной диетической пищей, которой кормят питомцев вашей школы, полковник. За неимением ничего острого, я иногда глотаю ножи. Извините, мне не терпится выпить. С вашего позволения, русской водки.
А н б е р г. Пожалуйста. Как говорится в одной из русских пьес, вкус грубый, но здоровый.
Д о р м. Вы меня эксплуатируете варварским способом… Я скоро превращусь в заурядную ищейку. Буду гавкать и зубами искать блох.
А н б е р г. Вы отлично провели отсев. Ах, как проницательно был забракован вами Лифанов! Но тайный комиссар, о котором сообщил Лифанов, этот Воронин, он же Садков, расстрелян в лагере за организацию массового побега.
Д о р м. Так что же, врал Лифанов или не врал?..
А н б е р г. Вот я и прошу вас заняться этим. Если здесь среди наших питомцев растворились советские агенты…
Д о р м. Эх, как хорошо было в Бразилии, Аргентине! В конце концов и в Африке я освоился настолько, что даже привык к чернокожим красоткам. Но здесь… Я — жалкий доносчик в доме, где живут сто пятьдесят преступников. Только в надежде на повышение в чине и крупное денежное поощрение!
А н б е р г. Хорошо, Эрих Дорм, я учту эту вашу горькую шутку. Нет, я, извините, пить не буду.
Д о р м. Здесь, в монастыре, вы приняли аскетический образ жизни?
А н б е р г. Весь мой аскетизм, Эрих, в банальном старческом геморрое.
Э м а р. Как вы неразборчивы в гостях, полковник! Какой-то дикий мордвин пьет у вас водку…
Д о р м. Полковник Анберг, как истинный аристократ, демократичнее выскочки из мелких лавочников.
Э м а р. А не отправить ли вас в лагерь, Томкин?
А н б е р г. Эмар, что новенького в нашем монастыре?
Э м а р. Были тренировочные прыжки. Разбился Радеев. Сережа… У него не раскрылся парашют…
А н б е р г. Парашют исследовали?!
Э м а р. Да. Обычная техническая неисправность.
А н б е р г. Здесь не место для загадочных происшествий! Радеева убрали… Кто?!
Д о р м. Этот поганец Лифанов все-таки не лгал.
А н б е р г. Я не успокоюсь, пока не получу абсолютной ясности. Дорм, я прошу вас, пустите в дело всю свою изобретательность…
Э м а р. Лифанов подозревает только одного — Сверчинского.
А н б е р г. Сверчинского?.. Но можно ли принимать всерьез то, что докладывает Лифанов? Ведь ему во что бы то ни стало надо заподозрить кого-то как советских агентов. Иначе эта версия и его собственная персона оказываются под угрозой… Кому верить?
Э м а р. Господин полковник, в поведении Сверчинского меня настораживает то, что он как-то максимально хорош… Понимаете? Или это действительно так, или же…
Д о р м. Если возникает хотя бы малейшее подозрение, отдайте его в гестапо, Хаммфельду, отдайте, пока не поздно!
Э м а р. Тогда почему бы не отдать Хаммфельду сразу всех, всех сто пятьдесят?
Д о р м. Да, еще лучше — всех!
А н б е р г. Я бросил бы их собственными руками в газовую камеру, в печь… Отребье, сброд. И все-таки гестапо — нет… Это милое ведомство и так уж сует нос во все дела военной разведки.
Д о р м